Удар новичка - Джеймс Хедли Чейз

Я поднялся.

– Тогда решено?

– Да.

– Боишься?

– Немного.

– Если все пойдет гладко и ты не потеряешь самообладания, мы выиграем эту партию. Именно ты должна выполнить безукоризненно свою часть задания.

– У тебя тоже достаточно сложная задача.

– За меня не беспокойся. Это мое дело, и я с ним справлюсь. – Я наклонился и поцеловал ее. – Нам плыть в одной лодке, Ева.

Ее руки обвились вокруг моей шеи.

– Да, Чэд.

– И ты выйдешь за меня замуж?

– Я же обещала тебе.

– Тебе это покажется забавным, но ты нужна мне больше, чем деньги жены.

– У тебя будет и то, и другое.

Покидая Еву, я коснулся кончиками пальцев ее лица и, неслышно ступая, вышел.

Вот так мы пришли к нашему плану. В тот момент мы не воспринимали это как хладнокровное убийство. О Вестал как о личности мы даже не думали. Она была не более чем препятствием, стоявшим на пути нашего счастья, помехой, которую следовало убрать с дороги. Награда была слишком велика, чтобы мучиться угрызениями совести. Это пришло потом.

Я спал допоздна и без сновидений.

Когда я принимал душ, мне пришло в голову, что надо бы помириться с Вестал. Если она в самом деле будет упорствовать в своей дурацкой вере, что я ей изменял с другой женщиной, она еще чего доброго в припадке бессильной злобы изменит завещание. Одна только мысль об этом вызвала у меня панику.

Я вспомнил, с каким гневом миссис Винтерс удалилась в свою спальню. И теперь мне предстояло убедить эту фурию, что ее подозрения беспочвенны и ошибочны. Вот только я никак не мог придумать убедительную версию. В противном случае в подтверждение своего вранья мне придется представить ей несуществующего старшего сержанта Джима Лешэра.

Пока я одевался, а затем в одиночестве завтракал на террасе, я сочинил вполне удобоваримое объяснение.

Я позвонил жене по внутреннему телефону.

– Кто это? – резким и злым голосом спросила она.

– Это я, Вестал. Можно поговорить с тобой?

– Нет! Не хочу иметь с тобой ничего общего.

– Понимаешь, я глубоко переживаю случившееся. И должен сделать тебе признание.

Я знал, что мои слова вызовут у нее прилив любопытства. Так оно и вышло.

– Какое еще признание? – недружелюбно проворчала она, но я уловил: Вестал была заинтригована моими словами.

– Знаешь, как неудобно общаться с тобой по телефону. Могу я зайти к тебе?

Я постарался придать своему голосу униженно-просящие интонации и радовался, что она не может видеть выражение моего лица. Положив трубку, я буквально согнулся пополам от хохота над сказанным Вестал в ее обычной величественной и надменной манере:

– Хорошо. Разрешаю зайти ко мне через полчаса.

«Глупая смешная идиотка!» – пробормотал я про себя. Что ж, пока она имеет власть распоряжаться и давать указания, но ей недолго осталось жить.

Ровно в одиннадцать тридцать я постучал в дверь ее спальни.

Жена сидела перед туалетным столиком, облаченная в ярко-желтый халат, и делала вид, что причесывается. Я подошел и встал перед ней, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Я извиняюсь, Вестал, и даже не надеюсь, что ты простишь меня, – прочувственным голосом начал я свой монолог, тщательно отрепетированный после завтрака. – Я хочу сказать тебе правду: я действительно был с женщиной прошлой ночью и мне очень стыдно за себя.

Я знал, что это самая убийственная вещь, которую она ожидала услышать от меня. По бледности, залившей ее лицо, я понял, что нанес Вестал сокрушительный удар. Да, она подозревала, что я был с женщиной, но не знала точно, а мое признание поразило ее в самое сердце.

– Ох, Чэд!..

Она тут же забыла свой гнев, забыла, что должна изображать безумную ревность. Сейчас она думала только о том, как бы не потерять меня.

– Прости, Вестал, но я обещаю, что это никогда больше не повторится. Джим и я здорово выпили. Он решил отметиться в борделе, уговорив меня пойти с ним.

– В бордель?!

Я увидел, как краски вернулись на ее лицо. Но меня не удивили эти перемены состояния Вестал: я ведь на такой эффект и рассчитывал.

– Да. Я не знаю, сможешь ли ты простить мне такое падение, но я был так безобразно пьян…

– О Чэд! Как ты меня напугал. А я-то подумала, что у тебя в самом деле появилась какая-то другая женщина. О Чэд!

Жена расплакалась. Я поднял ее на руки. Она всхлипывала на моем плече, уткнув в пиджак морщинистое лицо и теребя клешнеподобными пальцами мои волосы.

– О Чэд, дорогой, конечно, я прощаю тебя. Это я виновата перед тобой, что могла в таком подозревать тебя. Ты тоже должен простить меня.

Как видите, все было легко и просто.

Четырьмя днями позже, когда я сидел в своем кабинете, просматривая поступившую утреннюю газету перед тем, как отправиться в офис, Ева зашла ко мне с очередной пачкой писем.

Со строгим и неподвижным лицом она положила свежую корреспонденцию на стол передо мной и постучала по груде писем тонким пальцем, многозначительно посмотрев на меня. Затем вышла, тщательно прикрыв дверь.

Я разворошил стопку писем и рекламных проспектов и обнаружил маленький листок бумаги со следующим текстом:

«Она только что договорилась о встрече с миссис Хеннеси. Пятница, 28.21.30. Там выступит Стовински, скрипач».

Сердце у меня подпрыгнуло.

Миссис Хеннеси была ближайшей подругой Вестал, толстой вздорной женщиной, крикливой и хлопотливой, как курица. Несмотря на беспрерывную болтовню, ей ни разу не удалось выразить хоть одну дельную мысль. Даже Вестал частенько подшучивала над ней – за глаза, разумеется, – но все же поддерживала отношения, так как миссис Хеннеси была в курсе всех городских сплетен. А Вестал хотела знать все и о всех.

Всю последнюю неделю Вестал взахлеб говорила о Стовинском. Мне же он казался обыкновенным жуликом, украсившим себя артистической гривой волос. Но ему удалось покорить Литл-Иден серией концертов, и теперь скрипач совершал обход великосветских салонов. Миссис Хеннеси успела заарканить заезжую знаменитость еще до того, как Вестал наложила на него свою клешню.

Итак, срок был определен: через три дня.

На какой-то момент я почувствовал, как неприятный холодок пробежал по спине. Пока операция носила абстрактный характер, я спокойно и тщательно обдумывал все детали. Теперь, когда пришла пора воплощать все в жизнь, я впервые ощутил страх, так как понимал: одна малейшая ошибка – и со мной все будет кончено.