Три четверти его души - Чингиз Абдуллаев

— Я догадываюсь, что вас интересует. Вы хотите узнать,зачем я вам звонил? Почему посылал эти сообщения? С чего вообще затеял все этиигры? — Дронго молча смотрел на него. — А зачем вам все этознать? — спросил убийца. — Вы все равно уже никому ничего нерасскажете, потому что через несколько минут умрете. И, насколько мне известно,вы такой же воинствующий атеист, как и я. В загробный мир вы не верите. Да егои не может быть. Ни с точки зрения бога, ни с точки зрения наших философов. Иливы считаете иначе?

Даже в таком положении Дронго не хотел врать. И не собиралсяотказываться от своих принципов.

— Не считаю, — ответил он. — Насчет бога выправы. Он не стал бы создавать загробный мир, понимая, какими истерзанными,несчастными, разбитыми, потерявшими веру, старыми и измученными мы попадали быв его рай или в ад. Поэтому, вероятно, решил не давать нам второго шанса, хотябы из жалости. Но пока я мыслю, я существую, если вы помните эту сентенцию. Да,мне хочется знать — почему? Почему вам так нравится устраивать такие игры?

Его собеседник молчал. По его лицу пробежала тень, но онмолчал.

— Ладно, — сказал Дронго, — если не хотите,можете не отвечать. Только не лгите. Я внимательно изучил вашу жизнь, и знаете,к какому выводу пришел? Вы сознательно делали все, чтобы мы вас нашли. Или нет?Вы несколько раз подставляли Хопкинса и даже позвонили ему в ту дождливую ночь,понимая, в каком состоянии он находится. Вы спровоцировали его на аварию. Вамуже не нужен был Хопкинс, который начал вас раздражать… — Он остановился ипосмотрел на сидящего перед ним убийцу, но тот по-прежнему молчал, ожидаяпродолжения. — Вы хотели известности, вам нужна была популярность, —продолжил Дронго. — С одной стороны, вы не мыслили своего существованиябез этих встреч с несчастными жертвами, а с другой — вам уже стало недостаточноодних таких ощущений. Даже Хопкинса вам уже было мало. Вы начали охоту назаранее выбранных женщин, не стали убивать всех без разбора. Когда вы впервыепригласили Хопкинса, у вас что-то не получилось. Подозреваю, что Хопкинссорвался, у него не выдержали нервы. И тогда вы убили вашу жертву, застрелив ееиз антикварного пистолета, который купили в Бостоне…

— Вы и это смогли узнать, — ровным голосомконстатировал убийца.

— И многое другое, — сообщил Дронго. — Насамом деле ваша игра закончилась. Когда вы передали ваше сообщение из Севильи,вы воспользовались документами Баррета, который погиб в автомобильнойкатастрофе. Подозреваю, что он был очень похож на вас. Вы даже открыли на егоимя кредитную карточку. Кстати, вы можете по-прежнему скрываться, но вашаподпись нам уже известна. И найти вас опять будет не так уж сложно…

Дронго понимал, что говорит несвязно, перескакивая с темы натему, но сейчас это было неважно, потому что только такими разговорами он могхоть немного продлить себе жизнь. В одной из соседних комнат раздались женскиекрики. Убийца поморщился, очевидно, они его раздражали.

— И наконец, самое важное, — заявил Дронго, —вы не назвали мне вашего настоящего имени. И боюсь, не захотите назвать.Поэтому лучше я спрошу вас о другом. Вы, конечно, помните ваше детство? Скажитеоткровенно, что у вас было с отцом?

На этот раз сидящий перед ним мужчина не просто дернулся —он прикрыл ладонью глаза и прошипел:

— Не нужно этого вспоминать. Не смейте устраивать здесьваши психологические фокусы.

— Это не фокусы. — Дронго попытался чутьприподняться, и это ему удалось. Он вытянул ногу и прислонился спиной кподушке. — В детстве вы пережили потрясение, связанное с вашим отцом. Ведьтак?

— Не ваше дело, — грубо буркнул убийца. — Ивообще, по какому праву вы меня спрашиваете? Почему я должен вам отвечать? Ктовы такой?

— Что у вас было с отцом? — крикнул Дронго.

— Не кричите, — в свою очередь, закричалубийца. — Не смейте на меня кричать!

— Что у вас было с отцом? — шепотом повторилвопрос Дронго.

— Он умер, — неожиданно, также шепотом, сообщилубийца, — он умер, когда мне было четырнадцать лет.

Дронго заметил, что лицо его собеседника вдруг превратилосьв восковую маску, глаза его начали мутнеть, а все тело как бы застыло.

— Отец умер, когда мне исполнилось четырнадцать, —монотонным голосом повторил он, — а когда мне было только восемь, я первыйраз увидел его с женщиной. Отец толкнул ее на пол и грубо ею овладел. У меня наглазах. Это была подруга моей матери, и я очень испугался. Потом долговспоминал об этом. А в одиннадцать лет я увидел отца с моей няней. Его секс былгрубым, диким, необузданным. Мне казалось, что все так и должно быть. Что такбывает всегда. Я боялся этого чувства, боялся просыпающейся во мнечувственности. Я не знал, что со мной происходит, когда почувствовал ночныеполлюции…

Дронго подумал, что на его месте, конечно же, должен бы бытьпсихиатр. Или профессор Мансини, теория которого, похоже, находилаподтверждение в рассказе убийцы.

— Мне исполнилось четырнадцать, когда отец повел меня кженщинам, — продолжил он. — Ему казалось, что так будет лучше. Отецсчитал, что я уже достаточно взрослый и обязан стать мужчиной. В тот день онсмеялся, пил вино и гордо говорил друзьям, что сделает меня мужчиной…

Дронго увидел, как задрожала рука убийцы.

— Мы приехали в публичный дом, там было шесть или пятьженщин. Я не помню точно. Мне не хотелось никого из них выбирать, я боялся ихзапаха, их потных тел, их хищных движений. Но отец настаивал. Я не знал, какмне быть, и указал на первую попавшуюся. Она повела меня в свою комнату. Откудая мог знать, что отец решил подглядывать, чтобы убедиться, что я все сделаюправильно? Женщина начала меня раздевать, а я не мог даже пошевелиться. Иничего не мог сделать, мне было очень плохо, меня била какая-то лихорадка. Акогда я оказался раздетым, меня внезапно стошнило. Потом еще раз и еще. Женщинабрезгливо отошла в сторону, а меня выворачивало. Я был абсолютно голый. И вдругвпервые в жизни я испытал настоящий оргазм. Стало стыдно и страшно… — Онсудорожно вздохнул. — Потом ворвался отец, что-то кричал, размахивалруками, ругался. Больше я ничего не помню. А через несколько дней отец умер.Врачи сказали, что от обычного удара. Он был человеком тучным, много ел, многопил. Но ему было только сорок четыре года. Вот такое роковое число. Ровно сорокчетыре года, как сейчас мне. Отец умер, так больше ничего и не сказав мне. А яснова пытался пойти туда, куда он меня водил. Два раза ходил, и оба раза у меняничего не получилось. А на третий раз женщина, обозленная моими неудачами,сказала мне что-то обидное. И тогда я ее ударил. Сильно, больно. Ударил изовсех сил. И почувствовал, что мне хорошо, что начинает пробуждаться моячувственность. И еще я понял, что удовольствие можно получать по-разному.

Убийца снова замолчал. И молчал долго — целую минуту. Илидве. Время имеет удивительную особенность растягиваться или сжиматься. Былослышно, как в ванной комнате из крана капает вода. Методичные удары капель.