Боевая экология. Как Greenpeace, WWF и другие международные экологические организации подрывают развитие России - Саид Гафуров

Рассуждая о том, что выступление шведской школьницы предложило миру некую новую модель капитализма, способную сохранить как минимум основные тенденции глобализации и как максимум — часть ее институтов, Д. Евстафьев отмечает, что «запустить такую мощную волну экологического радикализма только манипуляциями вряд ли возможно, если она, конечно, не опирается на реально существующие экономические и социально-экономические интересы и тенденции. Так что в первую очередь надо признать: явление Греты Тунберг миру — не случайность. А во-вторых, то, что цели ее продвижения в глобальную информационную и социальную повестку дня отражают не только манипуляции, но и ряд стратегически сущностных моментов, связанных с пониманием явной выморочности продвигавшейся модели социально-экономического развития, приведшей глобализированный мир к порогу крупнейшего в истории кризиса».

Люди, конструирующие из Греты Тунберг «звезду политического шоу-бизнеса, хотят всего лишь того, чтобы некоторые цифры переместились из табличек одних крупных корпораций в таблички других крупных корпораций. А в идеале — чтобы страны, не уловившие суть глобальных перемен или увлекшиеся сценариями радикальной экологизации экономики, не успели включиться в новую экономическую и технологическую гонку, выпали из ядра „коллективного Запада“»[216].

Очень профессионально отработали современные методы PR специалисты Климатико-промышленного комплекса! «„Казус Греты Тунберг“… является попыткой использовать искусственно сконструированный образ, вокруг которого формируется столько же искусственно сконструированный социальный протест», — подчеркивают Д. Евстафьев и А. Ильницкий[217], а на Западе признают, что «юная шведка находится на службе у Негосударственного Промышленного Комплекса (Non-Profit Industrial Complex), разработавшего на своей сборочной линии схему протеста»[218].

Успех PR-стратегий «зеленого» движения во многом объясняется тем, что альтернативные взгляды маргинализируются, выталкиваются на обочину, где их можно игнорировать. На ученых и простых граждан, которые смеют высказывать сомнения, навешивается ярлык «отрицателей» (deniers).

Журналист Александер Вендт считает, что в Германии возникло явление, которое политолог Элизабет Ноэль-Ньюман называет «спиралью молчания»[219]. Он пишет, что возникла среда со соответствующей внутренней культурой, в которой публично выраженный скептицизм является преступлением, а отказ от любых сомнений — обязательное профессиональное требование. Эта «внутренняя культура» подавляет любые вопросы, сомнения, альтернативные мнения.

На правительственные должности назначаются исключительно чиновники, которые выражают поддержку солнечной и ветряной энергетике. Аналитические записки и стратегические документы им готовят эксперты и советники из одной и той же «тусовки», в которую входят и авторы псевдонаучных трудов, и редакторы научных журналов, на основании которых готовятся политические предложения. В результате такой политики ключевые бюрократы не получают альтернативных видений и решений, продолжая двигаться в мейнстриме, пока не происходит что-то чрезвычайное.

«Зеленые» идеи выживают в правительственных структурах потому, что климатическая наука полностью подчинена надстройке Климатико-промышленного комплекса. Никто, скажем, публично не смеет задуматься о:

1) заведомо спекулятивных утверждениях о климатической катастрофе;

2) непрозрачных и не всегда честных выводах климатологии;

3) температурной реальности, которая отстает от уровней, предсказанных в апокалиптических моделях;

4) продолжающемся росте количества парниковых газов, несмотря на десятилетиями принимаемые меры;

5) промышленной реальности развивающихся стран, где необходимо сначала построить экономику, основанную на углеводородах, прежде чем переходить на «зеленые» источники электроэнергии;

6) фундаментальных ограничениях, связанных с невозможностью аккумуляции «зеленой» энергии: это означает, что в ближайшем будущем будут востребованы компенсирующие тепловые электростанции;

7) более высокой стоимости снижения выбросов парниковых газов с помощью солнечной и ветровой энергетики по сравнению с другими альтернативами[220].

В эту спираль попали в начале 1990-х наши постсоветские экологи, а попав — уже из нее не выходили.

Сегодняшнее движение боевых экологов — это движение, как и прежде, элитистское, в нем принимают участие высокооплачиваемые эксперты, юристы, менеджеры, аристократы, как подлинные, так и самопровозглашенные. Началось все в 70-х годах XX века опять же на деньги крупного бизнеса, когда Фонд Форда (Ford Foundation) профинансировал группы, создавшие Институт права окружающей среды (Environmental Law Institute), Совет по защите природных ресурсов (Natural Resources Defense Council), Фонд защиты окружающей среды (Environmental Defense Fund) и другие организации. Идея состояла в том, что высококвалифицированные профессионалы будут представлять экологические интересы общества при социальных исках в судах. Эта система сохранилась до сих пор. Экологическое движение задействует высокооплачиваемых специалистов, которых финансирует средний класс и бизнес, оставляя широкие массы на обочине.

Но все-таки на Западе (да и у нас тоже) прямое политическое влияние олигархов на боевых экологов представляет собой скорее потенциальную возможность оказывать влияние на выработку их политических решений: в повседневной жизни они обычно не вмешиваются напрямую в этот процесс. Их роль обычно видна в чрезвычайных ситуациях, когда китайские, индийские или российские конкуренты начинают угрожать интересам серьезного западного бизнеса.