"Черный археолог" из будущего. Дикое поле - Анатолий Спесивцев

Вопрос был из разряда риторических, Михаил прекрасно знал о многих возможностях характерников вообще и своего друга в частности. Способность определить, правду ли говорит ему человек, была у нескольких характерников. Не говоря уже о возможности подавить волю и заставить говорить правду. Однако Иван посчитал необходимым ответить:

– Михайла, ты же знаешь, что без совершенной уверенности я бы шум поднимать не стал. Побоялся бы опозориться. Мало чего в жизни боюсь, но предстать перед своими казаками легковерным дурнем…

– Но очень…

– Знаю! – перебил друга Иван. – В такое без серьезных доказательств не поверишь. Есть у него такие доказательства. И не одно.

– Да мало ли чего наговорить можно…

Васюринский довольно оскалился:

– Наговорить, говоришь? Это, конечно, (пых) правда. Наговорить много чего можно. И про лошадей говорящих, про собакоголовых людей (пых). А пистолет наговорить можно?

– Что? – атаман, безусловно, понял смысл слова, сказанного куренным, несмотря на непривычную его форму. Но связать с темой беседы не смог. – При чем здесь пистоль?

Ответить Иван не успел. С крыльца раздался призыв:

– Михайло! Иван! Идите вечерять.

Пришлось друзьям прощаться с бывшим гетманом.

– Подождите до завтра, пане гетмане, узнаете еще много интересного. Аркадий умеет удивлять.

А друзья пошли в избу, где Васюринскому предстояло оправдываться. Ведь именно он передал просьбу пяти авторитетнейшим атаманам резко ограничить количество посвященных в историю Аркадия. Следовательно, тому же Татаринову пришлось придумывать срочные задания для нескольких ненадежных атаманов и есаулов. Слишком болтливых, подозреваемых в излишних симпатиях к Москве, чересчур любящих деньги. И начать оправдываться за уничтожение турецкого посольства в Москву. Поступок с трудом укладывался в понятия пиратского братства.

* * *

Утром нахлынули привычные обязанности командира. В связи с прибытием в Монастырский городок гетман Матьяш провел несколько встреч с донскими атаманами. Их планы по взятию Азова его мало волновали и скорее противоречили интересам ордена, интересы которого он поклялся защищать. Обретя морскую крепость, схизматики бы усилились, что затруднило бы приведение их под власть понтифика, не позволило бы быстро спасти их души, пребывавшие во тьме заблуждений. Ему очень не понравились взгляды, которые атаманы бросали на него, когда он заявлял, что его войско в подобных делах участвовать не будет, а пойдет дальше, в Персию. Наметанный глаз Пилипа заметил, что в донской столице собрались в основном атаманы низовые, верховых почти не было.

«Э-э-э… значит, у них здесь до всеобщего согласия и любви далеко. Дьявольщина проклятая! Совсем нет времени разузнать все подробнее. Чертов Васюринский! Из-за него всех помощников потерял, некого посылать с деликатным заданием. Господи, обрати внимание на мою просьбу, не для себя стараюсь, ради ТВОЕГО дела жизнью рискую! Дай знать верным Твоим слугам, чтоб ко мне подошли, помогли все в Твою пользу повернуть!»

Что-то в этом деле было нечисто, непонятно. Прибытие к Васюринскому сначала одного молодого колдуна, побитого, будто с чертями дрался. Потом появление целой кучи характерников и старшин, не желающих объясниться с ведущим войско наказным гетманом. Затем странное, труднообъяснимое поведение татар, осмелившихся атаковать более сильного врага. Теперь вот удивленные взгляды донских атаманов, явно ожидавших от него другой реакции.

«Уж не было ли между ними и частью запорожской старшины предварительного сговора? Тогда понятно их удивление. Видимо, Васюринский будет настаивать на изменении цели похода, вместо Персии предложит идти на Азов. Придется всерьез с ним побороться, чтоб этого не допустить. И воистину интригами нечистой силы мне некого послать в конгрегацию к святым отцам».

Пилип догадывался, что в отряде есть и другие иезуиты: не могли святые отцы не подстраховаться, не приставить к нему тайных соглядатаев.

«Да как их обнаружишь? Глашатая в войско по такому делу не пошлешь, объявление на столбе не вывесишь».

Эти мысли еще больше ухудшили настроение гетмана, подняв плохие предчувствия до невиданной высоты. Можно похрабриться про себя, но в случае публичного предложения донцов запорожцам идти вместе на Азов не надо было гадать, согласятся ли гайдамаки на это. Если не удастся ему, и только ему, больше некому найти аргументы изменить настроение толпы, все пойдут на Азов.

По дороге на общевойсковой круг, на который были приглашены и все запорожцы, Матьяш придумал, как подорвать авторитет Васюринского.

«Надо распустить слух, что он живет с молодым колдуном, как с женой. Не случайно его дружка Охрима на таком поймали. Эх, как жаль, что нельзя сделать это сейчас! Все верные люди сгинули, впрямую поручить такое некому. Придется самому, намеками расстараться».

* * *

Большой сход донского казачества начался так, как и предполагал наказной гетман. Была краткая молитва, были речи о необходимости защитить православный народ от лютого ворога, были жалобы на тяжесть положения как казаков, так и всех православных. Конечно же, были и обещания большой добычи в Азове и великих выгод от его приобретения. Будто обещающие всерьез верили, что им удастся не просто пограбить богатый город. Из-за его мощных укреплений это было весьма сомнительно. Нет, к удивлению Пилипа, донские атаманы всерьез рассуждали о великих выгодах морской торговли.

«С ума они все посходили с голодухи, что ли? Какая морская торговля? Да узнав о потере важного города, султан сюда такое войско пришлет, что оно всех здесь сапогами затопчет, им и оружие доставать не придется».

Однако казаков заведомая бессмысленность и предельная смертоносность войны с огромным и воинственным государством не встревожила. Наоборот, к огорчению Матьяша, чертовы гайдамаки обрадовались! Взятие Азова, по его прикидкам, было невероятно трудной, но возможной задачей. Уж очень сильна была крепость, велик и храбр ее гарнизон, огромно его преимущество в артиллерии.

«Дурачье безмозглое! Рвутся пограбить, а задуматься о будущем им мозгов не хватает! Навлекут на себя гнев султана, он их жалкую кучку одним взмахом царственной руки сметет. Большой страны-то за их спиной нет. Хм… нет ли? Или это византийской выучки схизматики из Москвы затеяли? Если они серьезную помощь сюда пришлют, то и султану здесь нелегко придется. Польские гоноровые дураки, видя успех казаков, могут сами возжелать к морю пробиться. Вместо того чтобы души своих хлопов-схизматиков к истинной вере приобщать. Надо срочно вмешаться и не допустить такого безобразия любой ценой!»

И гетман ринулся в бой. Предав родину и боевых товарищей своим тайным переходом в католичество, он отнюдь не перестал быть храбрецом. Трус гетманом или атаманом у казаков в те времена стать не мог. Иезуиты, заплетшие его мозги, соблазнившие призрачными перспективами, могли бы гордиться своей работой. Пилип Матьяш сражался за их интересы, как он их понимал, подобно льву. Не колеблясь, поставил на кон свою жизнь, желая не допустить присоединения запорожцев к донцам.