Смертельный туман - С. И. Гроув

– Но мои друзья… – слабым голосом выдавила она.

– Я знаю. – Горькослад оглянулся через плечо. – Нам придется двигаться без них. Их здесь все равно уже нет.

С улицы прозвучал свист, высокий, пронзительный. Горькослад схватил Софию за руку.

– Мародеры, легки на помине… Сейчас еще набегут. Поторопимся!

Стоя у бока Ноша, он подставил Софии сложенные чашечкой ладони:

– Полезай!

Она оперлась на них своим ботинком налетчика и мигом оказалась на лосиной спине. Горькослад без промедления последовал за ней.

– Уноси нас, Нош, – сказал он, хлопая рогатого скакуна по шее. – Чем быстрее мы выберемся из Соленого, тем лучше!

Казанова как мог отгонял сон. Он уже третий день был в пути и провел все три ночи без сна. Вчера он до рассвета гнал мулов вперед, по густо запорошенной пеплом, жутковато теплой земле. Приглядываясь к странному «снегу», Казанова задумывался больше о том, затруднит он ему путь или облегчит. Утром он оставил последнего мула, изнемогавшего от работы и страха, на ферме к северу от Форт-Питта. Этого мула и половину содержимого фургона удалось обменять на упряжную лошадь. По счастью, Казанова двигался на северо-восток, избегая тем самым встреч с ново-западными войсками. Он неспроста решил добираться до штата Нью-Йорк, что называется, задворками, пересекая северо-западный угол Пенсильвании. Другое дело, быстро продвигаться не удавалось – дорога была узкая и неудобная. Хорошо хоть лошадь оказалась выносливой и нуждалась в меньшем отдыхе, чем опасался Казанова. Тем не менее лишнего времени у путников в запасе все равно не было.

Тео зашевелился накануне, во второй половине дня, потревоженный грохотом ружья Казановы: тому пришлось пристрелить раненого мула. Услышав беспокойный стон юноши, Казанова поспешил заглянуть в задок фургона…

С тех пор хвастаться было особо нечем. У Тео началась лихорадка. Иногда он пил воду, но чаще отказывался. Отталкивал кружку, даже пытался бить Казанову здоровой рукой, словно тот ему подсовывал яд.

Казанова говорил с ним, окликал. Делал все, чтобы парень пришел в себя.

– Тео! Слышь, Тео! – повторял он уже без особой надежды. – Ну давай, давай, очнись! Хоть на секундочку! – Никакого ответа. – Тео, ну пожалуйста. Водички глотни…

Ему пришлось пережить мгновение ужаса – показалось, что у юноши пропал пульс, – но затем ресницы Тео затрепетали.

– Вот что: давай договоримся, – твердил Казанова. – Ты открываешь глаза, пьешь водичку, а я тебе рассказываю, как шрам получил. Хорошо?

Голова Тео вяло перекатилась набок.

Казанова судорожно вздохнул и занялся раной Тео. Вид был скверный: плечо распухло и воспалилось. То ли наконечник чем-то смазали перед боем, то ли засевшие кусочки кремня мешали заживлению… Казанова понял – в рану проникла зараза.

Пришлось Казанове удвоить усилия по спасению друга. А так как весь день и весь вечер он продолжал еще и править фургоном, под конец у него от усталости начали путаться мысли. Теперь он ни в чем не был уверен, его, точно призраки, одолевали сомнения. Может, надо было задержаться в Форт-Питте, поискать доктора? «Нет, – сказал он себе. – С минуты, как фургон укатил с поля боя… опять нет! С минуты, когда я его с поля боя погнал, мы дезертирами стали…» А значит, на доброе отношение со стороны форт-питтского офицерства полагаться нельзя. Скорей уж на них с Тео всей мощью обрушился бы закон военного времени, поскольку в довершение своих бед они являлись солдатами-заключенными. То есть бедный мальчонка получил бы не медицинскую помощь, а веревку с петлей.

И Казанова гнал почти без остановок, хотя ехать оставалось добрых полтора дня.

Солнце еще не зашло, но на узкой лесной дороге уже сгущались сумерки. Подбородок Казановы неудержимо тыкался в грудь, вожжи в руках постепенно обмякли, глаза закрылись… Прежде чем он окончательно задремал, лошадь неожиданно остановилась, и толчок заставил его вскинуться.

Навстречу ему по дороге двигались люди с факелами, и они были уже совсем рядом, футах, наверное, в двадцати. Казанова насчитал не менее шести человек, все длинноволосые, в тяжелых башмаках. Если бы не усыпляющее покачивание фургона и ритмичный стук копыт, Казанова наверняка бы услышал их колокольчики, сплошь унизавшие волосы и одежду.

Налетчики!

Казанова сидел неподвижно, подобрав вожжи. Деваться было некуда. На узкой дороге не развернешься, по обе стороны – чаща, не оставляющая для бегства ни малейшей возможности.

«Значит, – решил Казанова, – попробуем договориться…»

– Доброго вечера, джентльмены, – как ни в чем не бывало приветствовал он незнакомцев.

От него не укрылось, что у двоих болтались на шее защитные очки: наверное, неспроста. Казанова ждал.

Один из тех двоих подошел к фургону, вроде бы добродушно похлопал лошадь по крупу. Потом широко улыбнулся Казанове. В свете факела сверкнули металлические зубы.

– И тебе доброго, дружище. Ну-ка, что у нас тут?

– Могу задать тот же вопрос, – сказал Казанова. – Вы ведь, парни, забрались куда восточней обыкновенного, или я ошибаюсь?

Улыбка налетчика стала еще шире.

– Именно так, приятель. Война же идет! Прикинь, какие возможности для охоты!

– Наверно. Местами…

Другой налетчик, менее улыбчивый, присмотрелся к Казанове.

– Все Судьбы мне в задницу, парень, ну ты и урод!

Казанова молча смотрел на него. Молчание затягивалось, колокольчики налетчиков постепенно смолкали – люди стояли неподвижно. Казанова выжидал. Он отлично знал, как выглядит его расписная физиономия при факельном свете.

– Спорил котелок с чайником, кто черней, – сказал он затем.

Еще мгновение тишины – и налетчики разразились хохотом. Казанова беззлобно тряхнул головой и взялся за вожжи.

– Что ж, мои друзья-красавчики, я знаю, зачем вы сюда вышли. Опять же вас шестеро, а я один. Но вот чего вы точно не знаете, – добавил он, и смех налетчиков стал стихать, – это каких дел может наворочать всего один человек. Думаете, я вам просто так рожу свою демонстрирую? Это чтобы вы меня получше запомнили. Честно, позаботились бы вы о том, чтобы сохранить свою красоту. Берите на здоровье все, что приглянется… только мальчонке немного воды и пищи оставьте.