Бабье царство. Русский парадокс - Эдвард Радзинский

На следующее утро наступил день официального решения. Во дворец съехались все сподвижники покойного – вершить судьбу Империи. Увидев с изумлением незваных офицеров гвардейских полков, князь Репнин, президент Военной коллегии, строго спросил: «Что это значит?» В ответ с улицы раздался барабанный бой, и князь увидел в окно, что весь двор заполнен гвардейцами. «Кто смел распорядиться войском без моего ведома?» – гневно спросил Репнин. «Я, – ответил генерал Бутурлин. – Сделал это по воле Императрицы, которой всякий подданный обязан повиноваться, не исключая тебя!»

В эту минуту из внутренних покоев вышел в залу князь Меншиков, а вслед за ним – скорбящая Императрица, поддерживаемая женихом Анны, герцогом Голштинским. Отерев слезы, она обратилась к собранию: согласно воле покойного Государя, возложившего на нее корону, она готова посвятить все свои силы тяжкому труду правления. Она постарается воспитать великого князя так, чтобы он сделался в будущем Императором, достойным великого деда. Под барабанный бой с улицы и выкрики гвардейцев: «Да здравствует Императрица Екатерина!» собравшиеся вельможи согласились с волей покойного Самодержца.

Так кухарка стала Императрицей необъятной Империи. И на арену нашей Истории вышло петровское детище – гвардия. Гвардия будет оставаться на ней весь XVIII век, галантно сажая на престол Императрицу за Императрицей. Иногда – не без крови.

Правление началось с помилования сестры казненного красавца Монса – Матрены Балк. Императрица вернула ко двору любимую подругу. Екатерина подписала соответствующий указ на имя начальника Тайной канцелярии, генерал-майора и лейб-гвардии майора Андрея Ивановича Ушакова… Этот генерал пыточных дел совсем недавно допрашивал участников дела Монса. Ненужного не записывал, Монса не порол, но других причастных сек и пытал беспощадно… И вот не прошло и полугода, как Андрей Иванович трогательно заботился о скорейшем возвращении арестованной и высеченной Матрены Балк. Ей тотчас вернули конфискованное имущество. Возможно, опытный палач поспешил также позаботиться и об исчезновении из Тайной канцелярии того самого «сильненького» доноса с рассказом о злосчастном питье. Зачем лежать подобному документу при хождении гадких слухов об отравлении Преобразователя? Такие понимающие люди, как Ушаков, бесценны для власти, и он остался в должности начальника Тайной канцелярии при Екатерине.

Взойдя на трон в 1726 году, Екатерина Первая закончила важное личное дело. Были наконец-то найдены все ее родные: два брата с семействами – Карл и Фридрих Скавронские… Екатерина наградила их графскими титулами, тем самым признав родство. С сестрами было похлопотней. Они вышли замуж за польских крепостных крестьян, которые не носили фамилий – лишь имена. Один был Иоахим, другой Генрих. Их имена стали фамилиями и были также украшены графскими титулами. Так появились их сиятельства графы Ефимовские и графы Гендриковы…

Первое время после смерти мужа Екатерина много плакала. Потом, удалив из спальни портрет Петра (боялась его и после смерти), постаралась вести себя как развеселая вдова. В ее спальне появились фавориты – молодые красавцы поляк Петр Сапега и немец Рейнгольд Лёвенвольде. Был награжден ее милостями и мужчина зрелый – крещеный португальский еврей, первый генерал-полицмейстер Петербурга Антон Девьер. Появлялись и кратковременные счастливчики, среди которых оказывались даже дворцовые служители, – все высокие, хорошо сложенные молодые люди… Фрейлина Иоганна Петрова ведала ее ночными развлечениями.

Под стать Императрице вели себя и ее камер-фрау Анна Крамер и Юстина Грюнвальд. Не отставали и русские подруги Голицына и Толстая (та самая «тетка» из начала фантастического пути Катеринушки)…

Всепьянейший Собор не собирался, но его традиции продолжали жить. Петровское царствование превратило в алкоголичек и любимых фрейлин Екатерины, и ее саму. Во время семейной жизни она полюбила «Ивашку Хмельницкого», разделяя пристрастие своего повелителя. Кроме того, жизнь с Петром держала ее в постоянном чудовищном напряжении, и алкоголь помогал сбросить бремя, расслабиться и ей, и ее придворным. «Ивашка Хмельницкий» стал обязательным гостем у высокопоставленных дам – не реже, чем у кавалеров. Таков был один из результатов петровской феминистской революции. Тон по-прежнему задавала княгиня Анастасия Петровна Голицына… Вчерашняя княгиня-игуменья помнила заповедь Всепьянейшего Собора: «Быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым ночью». Только за одну неделю, согласно дворцовой приходно-расходной книге, с 12 по 19 октября 1725 года удалая княгиня получила от Императрицы сначала 20, а потом 15 золотых червонцев за то, что выпивала по два Петровских кубка. И весь кружок ее веселых дам за Бахусовы достижения постоянно поощрялся червонцами Императрицы.

Датский посланник Вестфаль утверждал, что за два года царствования Екатерины Первой при ее дворе было выпито заграничных вин и водок на миллион рублей, в то время как весь государственный бюджет не достигал десяти.

Она по-прежнему была добра и старалась оставаться матушкой для старых петровских гвардейцев. К ней они приходили со своими нуждами – постаревшие ветераны, их вдовы, дети, внуки. И никогда не уходили без помощи. Но править Империей она не могла… Она была способна управлять неуправляемым властелином страны, но не его страной. Как справедливо писал наш знаменитый историк Сергей Михайлович Соловьев, она походила на вьющееся растение, которое «достигало высоты благодаря только тому великану лесов, около которого обвивалось; великан сражен – и слабое растение разостлалось по земле».

Но вся ее развеселая жизнь после Петра скрывала женскую трагедию. Петр был всем для нее. Он ушел, и жить стало нечем. Все попытки заполнить дни вином и мужчинами заканчивались печальным похмельем одинокой женщины…

Вот она идет по залам дворца, как всегда, немного навеселе, – тяжко идет, звеня орденами, увешанная наградами, драгоценностями и маленькими иконками, защищающими «от сглаза»…

Долго выдерживать свою бесцельную жизнь вчерашняя Золушка не смогла и, возможно, не захотела. Она начала угасать. Меншикову приходилось распускать слухи о том, что Императрица совершенно здорова и лишь потому отсутствует на приемах послов, что «уединяется для государственных дел».

Однако в посольствах знали все. Немецкий посол сообщал своему двору: «Хотя здоровье царицы принято считать превосходным, но государыня до того ослабела и так изменилась, что ее почти узнать нельзя».

Она начала умирать…

Фактическим правителем должен был стать и стал прежний хозяин и любовник Императрицы – Меншиков. Стал – в силу своего давнего влияния на нее и в награду за услуги, оказанные при ее воцарении. Но, главное, потому, что среди «птенцов гнезда Петрова» не было никого, кто лучше мог справиться с великим наследством.

Во главе необъятной Империи, где еще вчера царило местничество, где бояре таскали друг друга за бороды, доказывая свою знатность, теперь оказались бывшая кухарка и бывший уличный продавец пирогов. Такой вот революционный демократизм был в России уже XVIII веке.