Она родная - Евгения Мэйз

— Флагер!

— Ммм?

Она открыла глаза, посмотрев на мужчину рядом. Он словно не заметил ее выходки. Бесчувственный олень!

— Хочу знать твой жизненный девиз!

Ей достался озадаченный взгляд, который быстро сменился озабоченностью. Алекс дотронулся рукой до ее лба.

— Я не брежу, — проговорила она не без раздражения, одергивая лицо от его руки.

Одно дело считать чокнутой себя, а другое, когда это делают другие.

— Тогда объясни?

Он отпустил глаза, продолжая поливать рану перекисью водорода, промакивая ее несколько раз сложенным бинтом.

— Девиз: сделай ей больно и как можно сильнее?

От него пахло дорогой. Авиационным керосином. Чуть-чуть знакомыми ей духами, но больше топливом для самолетов и усталостью.

— Ты точно бредишь, Кинет. Насколько я помню — это не я укусил тебя.

С этим не поспоришь, однако, она имела ввиду другое.

— Тем не менее ты решил, что тебе тоже можно.

— Что?

Кэшеди покачала головой и отвернулась. Уже лучше бы он не брился! Что за глупое желание она тогда выбрала?! Пэйн и тот человек все-таки отличались друг от друга. Она бы не злилась на Алекса “Чубакку”, не просились бы на язык слова, что он нисколько не изменился и как был так и остался бесчувственным чурбаном.

— Расскажешь мне что случилось?

Она отвернулась, вновь скривившись от боли. В этот раз вина за неприятное ощущение была исключительно на ней — чересчур резким было движение, слишком не вовремя он взглянул на нее, как раз в тот момент, когда она уставилась на него, презрев это двойное “чу!”.

— Это будет очень любезно с твоей стороны — рассказать мне все в ответ на мою услугу.

Как-то не вязалось слово “любезность” с его голосом и взглядом. Ей показалось, что в них кто-то затаился.

— Скажи еще, что я тебе должна.

Кэш закусила губу. Ей не хочется посвящать его во все это. В эту грязь. Что он скажет ей? Улыбнется и покачает головой, а выражение глаз будет такое, что ей захочется провалиться сквозь землю?

— Это не я об этом заговорил.

Во-вторых, его ли это дело? Решил помочь? Отлично. Но все остальное его не касается. Никому не нужны чужие проблемы. Так что, она оценила его вежливость и только.

— Придется выйти из машины.

— Зачем?

Кэш смотрит на аккуратный бантик чуть выше запястья и не может сдержать улыбку. Это так мило.

— Могу оставить автограф, если попросишь.

Пэйн и сам улыбается своему творению, но несмотря на улыбку взгляд у него все еще “колючий”, темный, никогда не виденный ею, словно она смотрит в глаза незнакомцу.

— Зачем? — напоминает ему Кэш, отвлекаясь от его лица. — Выходить из машины?

Ей еще больно. Положительные эмоции какими бы приятными и целебными не были, не являются полноценной анестезией. Ей не хочется делать лишних телодвижений.

— Надо вправить плечо.

— Завтра все пройдет.

Он только вздыхает в ответ, да сверлит своим светлым взглядом. Пару секунд.

— Как знаешь!

Пэйн берется за ручку и выходит из машины.

— Дура!

Кэш кусает губы.

“Вот что за идиотизм?!”

Нет, чтобы включить режим хищницы получить, что хочет и только потом махнуть ручкой. Этакий монарший жест — свободны, милорд, подите прочь!

“Сделать такое — значит вывести его окончательно!”

Она положила голову на руль, потеревшись о него лбом. Но Кэш упирается и предпочитает мучиться всю ночь и день, пока не пройдут целые сутки и руку не отпустит окончательно.

“Он ведь не подстраивает ничего! Просто так получается!”

Кэш знает правило, эту простую житейскую мудрость — нельзя верить тем кто обманул однажды. Она убедилась в нем на себе, как бы не было тяжело и неприятно признаваться в этом.

— Что-то в этом есть, — говорит он ей через разбитое стекло.

Алекс и не думает отставать от нее. Это признаться впечатляет. Кэш лучше других знает что он очень нетерпелив и крайне не тактичен в ответ на любое хамство. У нее была возможность удостовериться в этом и тогда ей пришлось ловить его за руку, только бы он не ушел.

— Слушай, а ты не мог бы не подслушивать? Или, хотя бы сделать вид, что тебе не интересны мои бормотания?

Кэш выходит из машины, чувствуя себя тряпичной куклой у которой оторвало руку. Ругательства так и просятся наружу. Он помогает ей снять испорченную куртку.

— Не могу, — Алекс оглядывает ее с головы до ног. — Врать не люблю.

Он держит ее за руку, поближе к локтю, другой сжимает плечо. Кэш знает что ее ждет. Ему не стоит задавать идиотские вопросы по типу “готова?”, он должен сделать это неожиданно, а еще точно.

— Что это значит, черти тебя?..

Крик прорезает быстро темнеющий сумрак дня.

***

Алекс прижимает ее к себе, обнимая и закрывая от холода руками. Она прижимается к нему, забыв обо всем. Из ее груди раздается стон. Тонкие пальцы яростно сминают ткань футболки, натягивая ее в разные стороны.

— То и значит.

Он знает, что боль постепенно, но сходит на нет.

— Ненавижу тебя, Флагер, — говорит она, не поднимая лица. — Вечно ты смеешься надо мной. Чёрт!

Его мысли путаются, скачут от ощущения такой хрупкой женщины в руках, ее дыхания, что согревает и щекочет шею, к тому о чем она не рассказала, но что понятно, как божий день. Кто-то из двух псов напал на нее. Он хочет знать кто конкретно это сделал. В пределах своей досягаемости он сделает все, чтобы с ней ничего не случилось. Пёс сам наскулил ему о нейтралитете!

— Только поэтому?

Второе желание — он не желает отпускать ее, раз уж она попала в его объятия. Девушка молчит, ничего не отвечая на его вопрос.

“Да, Флагер! Хочешь испортить все? Чтобы она послала тебя куда подальше?! Продолжай задавать идиотские вопросы!”

Ее незамысловатая прическа почти развалилась. Алекс стягивает резинку с ее волос и зашвыривает куда-то в кусты. Волосы рассыпаются по ее плечам и спине, касаются его рук, обдав обоняние фруктовым ароматом. Он втягивает этот запах полной грудью, прижимая ее к себе еще крепче.

— Алекс, что ты делаешь?

Слышно, что она улыбается. Кэш пытается отстраниться, но черт возьми! Он не хочет этого! Пусть постоит так еще пару минут!

— О чем ты?

Конечно, она говорит не о волосах, а о его руках, что легли ей на бедра. Это получилось как-то само-собой, ее аппетитная задница создана для того, чтобы лежать в его ладонях.