«Веду бой!» 2012: Вторая Великая Отечественная - Федор Вихрев

На то, чтобы расчистить шоссе от подбитых машин и сосредоточить силы для новой атаки, потребовалось часа полтора. Все это время барон пробовал связаться со штабом второй авиагруппы Лерцера или с эскадрой генерала Фибига и потребовать наконец действенной поддержки, воздушного прикрытия или хотя бы эффективной авиаразведки. В том, что все результаты предвоенных трудов авиагрупп дальней разведки можно смело спускать в нужник, он уже убедился. Связь была отвратительной, и сквозь хрип и завывания радиопомех удалось лишь понять, что второй воздушный флот понес огромные потери сначала в воздухе, а затем и на земле, так что рассчитывать на серьезную поддержку не приходится. Тем не менее вскоре над ними протарахтел «Hs.126» — можно было надеяться, что артиллерийский огонь будет более точным. Но жила эта надежда совсем недолго: откуда-то из-за леса навстречу разведчику протянулась дымная черта, и через секунду он превратился в бесформенный комок падающих вниз пылающих обломков. Тем не менее позиции противника нужно было атаковать: генерал все еще надеялся до конца дня навести переправу и взять-таки этот чертов Кобрин, в котором, наверное, есть что-то очень ценное, раз его так обороняют…

На этот раз дивизия била в полную силу: под прикрытием огня предусмотрительно держащихся в отдалении «штурмгешютце», буквально мешающих с землей позиции противника, пехотинцы 4-й моторизованной бригады, разъяренные потерями, которые они понесли во время воздушного налета, яростно бросились к русским окопам — и откатились, наткнувшись на автоматический огонь. А ведь казалось, что там просто не могло остаться ни одного живого человека — но русские продолжали стрелять. Один за другим замолкали пулеметы, замолчал, видимо, разбитый, их невиданно скорострельный миномет… Последние серьезные потери пехота понесла буквально перед окончанием боя, когда как минимум две роты скопились в заросшей густой травой ложбинке, и свистки командиров подняли их для последнего броска, который точно должен был стать для русских смертельным. Но стоило гренадерам подняться, как в траве раздались взрывы, и по цепям пехоты будто пронеслась коса смерти. Выглядело это так, как если бы русские сумели спрятать в траве множество заряженных картечью орудий, а потом произвести из них дружный залп.

Так или иначе, все было кончено. Барон прошелся вдоль линии разбитых траншей, осмотрел изломанные остатки каких-то небольших металлических ящиков на низких треногах (по-видимому, это и было то самое чудовищное оружие, нанесшее такой урон его танкам), два разбитых крупнокалиберных пулемета — один огромный, калибром сантиметра полтора, на станке с двумя колесами и раздвигающимися, как у пушки, станинами, а другой — на сошках, похожий на обычный ручной пулемет, уже знакомые ему автоматические карабины с изогнутыми магазинами, несколько небольших коробочек, судя по ручкам управления — раций… Рации? Такие маленькие? У них что, рация положена каждому солдату?

— Сколько их тут всего было?

— Судя по расположению огневых позиций — не более тридцати-сорока. Мы нашли тела двадцати трех человек. А командовал ими, видимо, вот этот офицер. Не знаю его звания, на погонах — три маленькие звездочки.

На погонах… На каких, к черту, погонах?!! У русских не должно быть никаких погон!

— Пленные есть?

— Двое. Оба — тяжело ранены, без сознания. Прикажете пристрелить?

— Да, пожалуй… Или нет. Они храбро сражались. Отправьте в госпиталь с нашими ранеными.

Барон оглянулся назад — до горизонта небо было затянуто дымом от горящих машин. На поле санитарные и похоронные команды продолжали свою скорбную работу.

— Наши потери?

— Подсчет пока не окончен, но за время боя и атаки авиации мы потеряли убитыми не менее четырех сот человек, ранеными — вдвое больше. Очень большие потери в технике. Тяжелые Pz IV уничтожены практически все, Pz III осталось не более десятка. Сожжено много автомобилей. Рапорт с точными цифрами потерь будет готов через час.

Генерал вздрогнул. Он готов был выдать тираду, более подходящую гамбургскому докеру, чем отпрыску древнего аристократического рода. Дивизия никогда еще не несла таких потерь, ни в Польше, когда в сентябре тридцать девятого во время сражения за Мокру она потеряла почти сотню машин — но в ней было почти 350 танков, и противостояли ей несколько полнокровных полков. О Франции и вовсе нечего говорить. Собственно говоря, уже сейчас, по уму, дивизию нужно выводить в тыл для пополнения и переформирования. Но сначала он займет этот проклятый Кобрин… Впрочем, не важно, кто войдет туда первым, он или Модель, дела у которого, похоже, идут ничуть не лучше — вдоль идущего параллельно в двух-трех километрах шоссе, по которому должна была наступать третья танковая, вздымались точно такие же столбы черного дыма.

— Когда будет готова переправа?

— Саперы обещают закончить минут через двадцать, герр генерал-майор. Мы пока сосредота…

Голос начальника штаба перебил крик: «Алярм! Алярм!» С запада, со стороны солнца, на них наваливался шипящий грохот, и через мгновение в нескольких сотнях метров, там, где работали саперы, в воздух поднялись столбы воды, перемешанной с землей, обломками бревен и кусками того, что только что было живыми людьми. Опять! На секунду барон застыл в каком-то ступоре, и только усилия начштаба и адъютанта заставили его сделать несколько шагов и рухнуть на дно разбитого окопа, рядом с телом убитого русского офицера. Генералу показалось, что лицо убитого выражает какое-то жестокое умиротворение. Затем его взгляд упал на оказавшуюся буквально рядом с его лицом пустую трубу зеленого цвета — по всей видимости, или часть того самого дьявольского противотанкового оружия, или предназначенную для его снаряда гильзу. Некоторое время барон бездумно смотрел на нанесенную на трубу маркировку, состоящую из непонятных цифр и букв: 9К115-2, но потом глаз зацепился за цифры 2007. 2-0-0-7… 2007… 2007 год! В голове барона Вилибальда фон Лангерман-Эрленкампа что-то как будто щелкнуло, и все странности двух последних дней, как мозаика, собрались в четкую картинку.

Уэллс. Машина времени. Бог и русские решили посмеяться над немцами и подставили под их удар пришельцев из будущего — из две тысячи седьмого, ну, или чуть более позднего года. Могло ведь оружие пролежать несколько лет на складе? Это невероятно, это невозможно, но это объясняет все. Здания, дороги и половинки мостов через Буг, за одну ночь появившиеся там, где еще вчера их не было, причем в том, что их не было, барон был уверен на тысячу процентов — он сам, лично потратил несколько дней на рекогносцировку местности, по которой предстояло наступать его дивизии. Огромное количество автомашин незнакомых очертаний. Великолепное, практически авиационное, горючее на бензоколонке, которую так и не удалось заставить работать из-за совершенно непонятных приборов управления, так что топливо пришлось качать из подземных баков ручным насосом. Изобилие товаров в витринах магазинов. И снова непонятные приборы в здании с надписью «Customs», стоящем в начале ведущего на Кобрин и Барановичи шоссе, в котором состоялось ночное заседание штаба второй танковой группы. Рассказ командира 45-й пехотной генерал-лейтенанта Франца Шлиппера о том, что штурм крепости, к которому так долго готовились, обернулся фарсом: грозные укрепления, по которым было выпущено столько снарядов, оказались уже разрушенными, причем так давно, что успели зарасти травой и кустарником, а вот войск противника в крепости попросту не было. Зато были странные памятники, производившие на солдат явно угнетающее впечатление, а несколько захваченных в крепости орудий оказались стоявшими без затворов музейными экспонатами. Погоны. Незнакомая камуфляжная форма. И это оружие невероятной силы и точности, эти чудовищно быстрые самолеты без винтов, которые вчера дважды разрушали уже наведенные переправы… Они из будущего, и они совсем не собирались воевать. Поэтому так мало войск на границе, поэтому первые удары пришлись в пустоту. Будущее. Нельзя воевать против будущего.