Время шаманов - Аве Бак

Запыхавшийся Колобков появился минут через десять. Извинился и пояснил, что служебная машина поломалась, – добирался троллейбусом.

─ К делу, Дима, к делу, – поторопил майор.

– Докладываю. Разыскал я эту Алену, перехватил утром по дороге на работу. Знаете, говорю ей, что с Арменом случилось, с которым у вас встреча была назначена. Нет, отвечает, не знаю. Вчера из дома на работу вызвали весь отдел для строчной подготовки нового торгового договора. Пробыла на фирме до десяти вечера, а потом служебным транспортом всех развезли по домам. Я ее спрашиваю, часто такая вечерняя работа выпадает или это особый случай. Очень особый случай, говорит, тем более что просидели на фирме зря, никакого договора не составили, поперекладывали уйму старых бумаг, чай попили и всё. Потом спохватилась, а что ж такое с Арменом, спрашивает. Я пояснил, что он пошел к вам на свидание, а на него напали, избили и он теперь в реанимации лежит. Она побледнела, чуть не упала, товарищ майор. Мы на скамеечку присели, я сбегал минералки купил, попила, легче стало. Я стал уточнять, не говорила ли она кому-нибудь про свое свидание с Шаганяном. Она помолчала и призналась, что перед самым окончанием работы похвасталась сотруднице-приятельнице за соседним рабочим столом, что свидание у нее вечером с этим симпатичным брюнетом из налоговой. А больше никому. Даже дома родителям ничего не говорила.

─ Что за приятельница, выяснил?

─ Да. Белик Юлия. Работают вместе.

─ Ситуация понятна, Дима?

─ Думаю, Михаил Иванович, что Белик срочно проинформировала Геренста или Ургалчинова. Отдел вызвали на работу, а Армена выследили.

─ Кому же настучала Белик? Геренсту?

─ Алена сказала, что Геренст был с ними на работе, руководил как бы подготовкой документа, а Ургалчинов отсутствовал.

─ Алену и эту… Белик берите как свидетелей по делу о нападении на капитана милиции и все показания под протокол. А я иду к Курдюму. Теперь мне есть о чем с ним поговорить.

В коридоре офиса «Восток» Колчанов встретил Бочкина.

─ Ты где, майор? Мы уже тут крутимся, крутимся …, не знаем как не уйти.

─ Все, коллега, можно покидать этот Титаник. К Курдюму пойду сам. Спасибо!

Когда Колчанов вошел в приемную, секретарша обрадовано воскликнула:

─ Наконец-то, Эдуард Борисович вас уже заждался. Проходите.

Хозяин кабинета не поднялся из кресла приветствовать Колчанова. Нажал кнопку связи с секретаршей:

─ Вы на сегодня свободны. Присаживайтесь. Думаю, что утром вы задали мне не все вопросы интересующие ваше ведомство. Ведь вы не из налоговой, не так ли?

─ Допустим, – Колчанов устроился на диване в противоположном от стола хозяина конце кабинета.

─ Вы расположились так далеко от меня, – Курдюм устало улыбнулся. – Такое впечатление, что вы представитель высших сил пришли судить закоренелого грешника.

─ Я представитель закона, а вы, похоже, перестали верить в его силу и прикрываете преступников, – в голосе майора прорезался металл. – Вам известно о жестоком нападении на нашего сотрудника?

─ Я слышал.

─ Вы знаете, кто совершил нападение?

─ Я предполагаю.

─ Тогда поделитесь своими предположениями.

─ Это долгая история. Я именно предполагаю, а не утверждаю, вот в чем дело.

─ Все мое время давно уже посвящено расследованию странных событий в N-ске. И для вашего рассказа мне времени не жаль. Только не играйте со мной, не стоит. Или правду, или я во всем разберусь и без вас.

─ Я вижу ваш настрой, Михаил Иванович. Я поведаю все, что мне известно, но сначала признаюсь – давно жду, когда вы ко мне придете. Нет, не вы лично, а вы в более широком смысле.

─ А вы сами? Что не найдете к нам дороги?

─ Все не так просто. Во-первых, боялся, не за себя! Во-вторых, в глазах органов я могу выглядеть просто тронувшимся умом маразматиком. Моя история не совсем обычна. Скорее она очень необычна. И, честное слово, я даже не знаю, насколько вы готовы воспринять мои откровения? – Курдюм вопросительно глядел на Колчанова.

─ Что ж. Я думаю, что давно готов к вашей истории, Эдуард Борисович. Но чтобы подавить ваши сомнения назову ряд понятий, знакомых и вам: шаман, росомаха, Чакраватин, Тенгри… Достаточно?

Курдюм глубоко вздохнул. Колчанову показалось, что это вздох облегчения.

─ Михаил Иванович, я вижу, что мой рассказ не покажется вам бредом сумасшедшего. Поздравляю, ваше расследование на правильном пути. Семь лет назад при организационном и финансовом участии неких высоких московских особ я создал Торговый дом «Восток». Спрос на поставляемые товары оказался стабильно-высоким, мы быстро добились финансового успеха и даже процветания. К сожалению, в нашей стране политика и бизнес неразделимые вещи. Ни один человек с большими деньгами еще не выживал без политической или административной крыши, никто не выживает без оказания услуг людям наверху. Пришло время и аналогичных действий потребовали и от меня. Отказаться было просто невозможно. Это грозило упадком моего бизнеса и разорением. Я создал и возглавил в нашей области партию «Чести и совести». Ну, партия как партия. Ко мне пришли многие влиятельные в области люди. Мы успешно дали голоса на выборах за наш партийный список в Думу, я и многие члены партии стали депутатами областного совета. Мэр города тоже победил при нашей активной поддержке. Все в моей жизни складывалось как нельзя лучше. Но, как говориться, бог не только много дает, но и много забирает. У меня он забрал, наверное, больше чем дал. В автомобильной аварии погибает моя жена, Элла. Глупая, злая смерть. Вечером на трассе к ней на встречную выскочил самосвал «КаМаз». Представляете? Лоб в лоб. Никаких шансов. Мгновенная смерть. Водитель самосвала скрылся. Единственная дочь Ляля не смогла пережить смерть матери, как это удалось мне. Она не сумела воспринять трагическое событие, как делают это подготовленные жизнью, битые, что называется, люди. Следующей жертвой, которой я расплатился за свой успех, стало здоровье дочери. Ляля училась в девятом классе. Через несколько дней после похорон Эллы, дочь сказала, что у нее нет сил идти в школу, видеть улыбающихся, занятых чем-то людей. Она хочет побыть одна. Слезы у нее закончились, а с ними и сила жить. Она лежала без слов дни и ночи, не говорила, не ходила, не делала ничего. Нанятая няня кормила ее с ложечки, поддерживала в чистоте, купала, умывала, расчесывала. Я обратился к врачам. Диагноз – депрессия. Полное нежелание включать эмоциональные и физические силы организма. Апатия ко всему. Ляля закрыла вход в свою душу на крепкий замок, а ключ выбросила далеко-далеко в свое прошлое, в детство, в те времена, когда была жива мама. Так мне сказал врач психотерапевт. Ее психическая травма продолжилась в соматическом, физическом недуге. Ступорозная депрессия. Она проявляется в торможении двигательных и интеллектуальных функций. Ляля иногда ходит по дому, очень медленно, порой не замечает, что я к ней обращаюсь, кушает мало с большой неохотой. А иногда, врачи называют это псевдопаралитическое состояние, ляжет и не двигается по нескольку дней. Смотрит в потолок и пальцем не шевелит. Как выходит из такого растительного состояния, сразу появляется надежда на выздоровление. Но нет, все шло по-прежнему. Часть времени проводила в клинике, там ее пичкали антидепрессантами и транквилизаторами, часть – дома. Понимаете, что это выбило меня из колеи. Дела в бизнесе стали приходить в упадок. Наверху, при всем сочувствии к моим личным проблемам, это очень не понравилось. Мне прислали человека с новыми бизнесовыми и партийно-идеологическими установками. Это был известный вам Альфред Вольфович Геренст.