Александр Македонский - Василий Ян

Спитамен повернулся к покойнику. Юное лицо сохраняло нежные черты, не тронутые смертью. Глаза были закрыты. Спитамен прижал ухо к сердцу и долго слушал. Потом отцепил от пояса маленькую тыкву и влил в губы юноше несколько капель. Веки дрогнули, и уста прошептали:

– Я люблю тебя, милая, за капризный обман!..

– Э, да тут опять замешана эта тонкая ящерица. Она отправила его на мост Чинвад, а он все еще не может забыть ее! Я вылечу тебя от такой болезни!

Выхватив нож, Спитамен перерезал веревки. Маленький кинжал выпал к его ногам. Спитамен поднял его, осмотрел и засунул за голенище.

– Послушай, ты, неразумный раб господина твоего!.. Если тигр сделал неудачный прыжок и промахнулся, то он сделает второй прыжок, чтобы прикончить свою жертву. Тебе, бедняга, не будет житья у князя Оксиарта: он все равно тебя убьет. Уходи сейчас со мной. И помоги мне взвалить этого молодца на спину.

Спитамен подхватил юношу и сквозь маленькую дверь вышел из башни. Будакен и Хош ждали внизу.

– Что здесь случилось?

– Князь Оксиарт внезапно вернулся из степи и хотел двоих отправить на мост Чинвад. Мы должны ехать дальше, чтобы скорее выбраться из этой земли. А вот это тебе, князь Будакен, новый верный слуга. Он будет смотреть за твоими конями. Мальчик, лежащий у меня на спине, умирает, потому что коснулся ядовитых уст княжны со змеиными глазами. Он поедет на моем коне, если ты позволишь, а я пойду рядом. Это один из тех чудаков-красавцев, которые в саду пели песни в честь княжны Рокшанек…

– Пускай едет! – сказал Будакен. – Хватит и пшена, и хлеба. А когда он выздоровеет, то я возьму его к себе в степь – пусть поет песни моим гостям и воспевает красоту моих дочерей.

* * *

Когда все вернулись к кострам, Спитамен уложил юношу и долго с ним возился. Он осмотрел и обмыл грудь, засыпал рану темным смолистым порошком мумиё и перевязал тряпками.

Юноша что-то бормотал и вскрикивал, но не приходил в сознание. Спитамен посидел около него, пока тот не затих. Все скифы спали. Будакен, подложив ладонь под щеку, лежал на попоне. Его глаза то открывались и следили за огоньками костра, то опять слипались. Спитамен встал и подошел к рабу. Раб сидел у костра, обняв руками колени, и боязливо поглядывал на скифов. Спитамен толкнул его в плечо и сделал знак следовать за ним. Он нагнулся над одним из лежавших, который тихо и непрерывно стонал, приподнял его и шепнул несколько слов. Все трое отошли в поле, и, когда за кустами репейника скрылись огни костра, они уселись тесным кружком, прикоснувши ладонь к ладони, и переплели пальцы. В таком положении они приблизили головы.

– У тебя, Кукей, нос пробит верблюжьим гвоздем, тебе житья не будет за то, что ты убежал из города; а ты, покорный раб, можешь снова попасть в петлю князя Оксиарта. Теперь вам одно спасение: уходить в горы. Здесь, в этом ущелье, на берегу реки живет моя сестра – Улыбка Месяца. Туда вы отправите этого молодого дрозда, который пищал свои песни, пока не попал под княжеский нож. Моя сестра его вылечит горными травами, и если он не захочет навсегда замолкнуть, то тоже уйдет дальше, к вольным горцам. Сестра укажет вам тропу, которой вы придете в горы к кузнецам; они льют железо и куют стальные мечи; им всегда нужны работники, и они вас прокормят. Если же вам и там будет плохо, то вы сможете уйти еще дальше, за великую реку Окс.

Все трое обнялись, договорились, где снова встретиться, затем все разом подняли руки к небу, прошептав молитвы, и тихо вернулись к кострам. Осторожно взвалили они раненого юношу на коня, перевязали волосяными веревками и бесшумно скрылись в темноте.

* * *

Когда восток стал белесым, Будакен вскочил и крикнул:

– Готовить коней!

Спитамен сидел около костра, подкладывая в огонь репейник. Он растолкал крепко спавших скифов.

– А где же раненый? Где раб, где сторож с пробитым носом? – удивлялся Будакен.

– Они бежали, князь, – отвечал Спитамен. – Какая тебе польза от них, когда их уже нет?

Всадники навьючили лошадей и в предутренних сумерках потянулись верхней дорогой, изгибавшейся у подножия гор, направляясь к Мараканде.

Три дня ехали всадники пустынной тропой, избегая главного торгового пути. От времени до времени вдали в тумане показывались высокие стены то одного, то другого из семи городов, выстроенных против набегов кочевников пустыни.

Вдоль дорог тянулись старые тутовые деревья, покрытые белыми сладкими ягодами. От деревьев падала на дорогу непроницаемая тень… От легкого сотрясения с низко свесившихся ветвей градом сыпались тутовые ягоды на пыльную дорогу.

По всей равнине рассыпались богатые усадьбы согдских князей. Высокие глиняные зубчатые стены окружали постройки. Вдоль стен поднимались стройные тополя. Сквозь раскрытые ворота усадеб виднелись квадратные пруды, обсаженные кустами роз. Над ними простирали ветви величественные карагачи, громадными шапками поднимающиеся к небу. Около прудов на ровных приподнятых площадках, покрытых коврами и войлоками, лежали пестрыми цветниками группы женщин и детей. Они пели, смеялись, плясали, ударяя в бубны. Все они удивленно вскрикивали и замолкали, когда сквозь раскрытые ворота замечали вереницу скифов в черных башлыках, вооруженных тонкими пиками. Иногда по дороге встречались согдские князья, окруженные пышной свитой. Около князей ехали верховые, держа на кожаных рукавицах соколов и беркутов с надвинутыми на глаза птиц колпачками. Впереди бежали своры борзых собак, белых и желтых, с поджарыми животами и мохнатыми хвостами. Князья в нарядных одеждах, с позолоченным оружием гарцевали на горячих аргамаках, украшенных пучками перьев между ушами. Кони были покрыты серебряными или золотыми сетками и сияли, как пламя.

Среди полей возвышались насыпанные курганы. Возле них лепились жалкие хижины крестьян, сложенные из глины и хвороста. Там работали обожженные солнцем крестьяне, едва прикрытые лоскутами дерюги. Голые бронзовые тонконогие дети с большими животами, с несколькими косичками, торчащими в разных местах головы, барахтались в пыли и, увидав путников, карабкались на заборы и кричали оттуда.

Две ночи скифы разбивали стоянки вдали от селений, на холмах. Уже проехав Зар-Гар и Дарвас-Кам, они переправились через множество каналов реки Санзар. Наконец спустились в долину реки Золотоносной[99]и увидели вдали бесчисленные дома и сады блистательной Мараканды, столицы согдов.

Казалось, этот город не имел ни начала ни конца. К городу тянулись со всех сторон бесконечные сады. Между деревьями прятались плоские крыши домов, и среди этого сплошного сада возвышались высокие глиняные стены с зубчатыми башнями.

– В этой крепости живет правитель Сугуды сатрап Бесс – новый царь царей, – сказал Спитамен. – Там у него сложено запасов хлеба на пять лет. На конном дворе прикованы цепями тысяча лучших жеребцов, а в домах, окруженных розами и персиками, тоскуют триста шестьдесят пять жен – столько, сколько дней в году. Согдские князья живут весело и горя не знают, не правда ли?