Между плахой и секирой - Николай Чадович

На это Лева Цыпф, благодаря хорошему питанию и покою, обнаглевший до крайности, возражал следующим образом. Именно этот распроклятый Железный век породил великую философию и бессмертное искусство, помог человеку познать себя и окружающий мир, поставил его над природой и стихиями, позволил добраться до других планет и худо-бедно увеличил народонаселение не меньше чем в тысячи раз. А вот чем, кроме любви, жратвы, строительства недолговечных шалашей и созерцания собственных голых тел, занимались знаменитые нефилимы — абсолютно неясно. Всеобщее благополучие, бесконфликтность и свойственный такому типу общества застой не могут подвигнуть людей на героизм или на создание духовных ценностей.

Контрдоводы Эрикса (как ни крути, а был он человеком довольно странным даже на фоне остальных своих единомышленников: в одних вопросах демонстрировал поразительную осведомленность, а в других — убийственную наивность) выглядели приблизительно так. Человеку свойственно придавать исключительное значение только своей культуре, близкой и понятной. О том, что известно всего лишь понаслышке, он объективно судить не может. Тем более не может он судить о вещах вообще неизвестных. К примеру, средний европеец единственно приемлемым считает свой образ жизни, в чем с ним будет категорически не согласен ортодоксальный мусульманин или буддийский монах. Было бы ошибкой утверждать, что цивилизации шумеров, ацтеков или древних египтян были хуже нашей лишь на том основании, что не покоряли космоса или не знали электричества. Тем более мы не можем сейчас говорить что-либо конкретное о цивилизации нефилимов, основные принципы существования которой стерлись в памяти деградировавших и разобщенных потомков. Однако отголоски некоторых древнейших легенд, тайные знания, сохранившиеся у первобытных народов, и кое-какие необъяснимые современной наукой археологические находки наводят на мысль, что нефилимы в свое время достаточно глубоко проникли в самые сокровенные тайны мироздания. Если же говорить об искусстве, то у людей, даже обитающих в благословенной стране, всегда существуют побудительные поводы для него — жизнь, смерть и любовь. Каждая из этих тем неисчерпаема и может быть выражена какими угодно способами. В арсенале искусства, несомненно, есть средства не менее выразительные и доходчивые, чем письменные знаки, живописные образы, гармоничные звуки и грациозные телодвижения. Вполне возможно, что чувственная любовь сама по себе может стать высоким и вдохновенным искусством, по силе своего воздействия на общество ни в чем не уступающим литературе или музыке.

Это умозаключение очень заинтересовало Верку. Напустив на себя томный вид, она поинтересовалась, тянет ли на искусство то, чем нынче занимаются обуянные любострастием парочки. Эрикс, не задумываясь, ответил, что скорее всего — нет. От истинного искусства любви существующая сексуальная практика отличается примерно так же, как симфонии Моцарта и фуги Баха от камлания впавшего в экстаз шамана. Между реализацией довольно-таки примитивного инстинкта и созданием на его основе шедевров чувственности лежит дистанция огромного размера. Можно лишь предполагать, какие новые способы соития, какие формы ласк, какие методы обострения страсти, какие комбинации индивидуального и группового секса создадут грядущие мастера плотских утех. Впрочем, не исключено, что уже в наше время существуют люди, в силу своих редких врожденных качеств интуитивно предвосхитившие некоторые основополагающие начала волшебного искусства любви.

(По этому поводу между Зябликом и Веркой состоялся обмен репликами. «Ты, подруга, в этом деле на Моцарта не тянешь, — сказал он. — Ноты плохо знаешь, да и скрипка твоя расстроена». «Не с твоим смычком на моей скрипке играть!» — ответила она.) Главная идея лекций Эрикса сводилась к тому, что зло и насилие не являются непременными принадлежностями человеческой природы, как это следует из большинства религиозных и философских учений, а являются лишь естественным атрибутом борьбы за выживание в сложных и изменчивых условиях Железного века. Стоит вернуть людей, пусть даже и не всех, а некоторую их часть, в прежние условия, и великое племя нефилимов возродится вновь, тем более что этому способствуют многие объективные факторы, присущие исключительно Эдему. Во-первых, его природа способна удовлетворить все физиологические запросы человека, освободив тем самым его энергию для самосовершенствования и познания высших истин. Во-вторых, в Эдеме отсутствуют болезни и опасные живые существа, погода всегда ровная, стихийных бедствий не наблюдается. В-третьих, местные растения, употребляемые в пищу, влияют на организм человека самым благоприятным образом. Сила, быстрота и физическое совершенство нефилимов проистекают именно по этой причине. Кстати, бдолах они употребляют лишь в исключительных случаях, считая его чересчур сильным и не до конца изученным средством, дающим зачастую непредсказуемый эффект.

Естественно, что человек, выбравший для своего обитания Эдем, через некоторое время будет заметно отличаться от своих соплеменников, продолжающих вести прежний образ жизни. Но это отнюдь не регресс, а, наоборот, возвращение к естественному состоянию тела и души. Впоследствии, когда Золотой век в достаточной мере расцветет и окрепнет, появится возможность распространить его и за пределы Эдема.

На вопрос Цыпфа, как согласуется декларируемая нефилимами добросердечность и высокая нравственность с жестокостью, проявленной ими во время расправы над аггелами, Эрикс безмятежно ответил, что никакой жестокости как раз и не было. Существа, постоянно проникающие на территорию Эдема и именующие себя аггелами, по многим принципиальным вопросам бытия придерживаются столь деструктивной позиции, что их уже нельзя соотносить с представителями рода человеческого. Но тем не менее все аггелы умерли быстро и почти безболезненно, что по отношению к ним является единственно допустимой формой гуманизма. Вначале нефилимы пробовали контактировать с аггелами и проповедовать среди них свои убеждения, однако очень скоро все это закончилось кровавой бойней, в которой погибло немало весьма достойных людей. С тех пор жители Эдема считают себя свободными от каких-то моральных ограничений во всем, что касается аггелов. Конечной целью нефилимов является их полное уничтожение, поскольку методы убеждения не применимы к этим кровожадным и бесчестным существам (при этом Эрикс многозначительно глянул на сжавшегося в комок Оську).

— Кстати, — продолжал он, — если проводить аналогии между нынешними обстоятельствами и, скажем, теми же библейскими сказаниями, становится ясно, что Бог-вседержитель и его светлое воинство отнюдь не отличались всепрощением, пацифизмом и ангельской кротостью. Чего стоят, к примеру, истории об изгнании из Эдема наших несчастных прародителей, всемирном потопе, разрушении Содома и Гоморры, Вавилонской башне, а также о намечающемся в неопределенном будущем грандиозном сражении между сыновьями Божьими и сатанинским воинством, в ходе которого привычный для нас мир неминуемо погибнет.

Когда вопрос коснулся численной и национальной принадлежности новоявленных нефилимов (на это особенно упирал Смыков), Эрикс отвечал уклончиво, упомянул лишь, что среди них есть выходцы из Отчины (таких большинство), из Кастилии, из Трехградья и целого ряда других стран, лежащих по противоположную сторону от Эдема и поэтому широкой публике почти неизвестных.