Мент в законе. Волчья интуиция - Владимир Колычев

— Ну, бывай!

Степан кивнул, вышел в прихожую. Он уже обулся, когда появилась Лия.

— Что-то нашло на меня, — сказала она и натянуто улыбнулась.

— Нет, нормально все.

— Куда-то не туда понесло… А защищать меня не надо. С чего это? Я же тебе не жена, не любовница…

— Да, не любовница. — Капитан взялся за ручку двери.

Одной рукой Лия коснулась собачки замка, а пальцы другой Степан почувствовал на своей ладони. Она не отстранилась, напротив, еще ближе подалась к нему. Голова его закружилась от запаха желанного тела.

— Один раз, как говорится… Даже два. — Лия в упор посмотрела на него.

Он заметил, как затуманился ее взгляд.

Степан мог привести ей другой пример. Была у него женщина два года назад. Сафрон жестоко наехал на нее, и Степану пришлось с ним поговорить. Марина нуждалась в нем, привечала его, но в постель с ним легла неохотно. А почему? Да потому что ждала от него ураганной страсти, а он долго тянул, изображал из себя благородного человека. Ей такое поведение вроде бы нравилось, но женское подсознание выразило протест и занесло мужчину по имени Степан в черные списки. Марина потом уехала, даже не известила его об этом…

Лия тоже может исчезнуть. Если он будет вести себя как баран.

— Можно и два, — сказал Степан.

— Да?

— Если со мной.

— Товарищ капитан…

Степан не позволил ей договорить. Прижал к себе и поцеловал в губы. Лия трепыхнулась, настраиваясь на его волну. Женщина должна терять голову вместе с телом. Судя по всему, именно это с ней и произошло…

Пшеничное поле колосится от края до края, до самого горизонта. По нему бегут гладкие волны, прямо как по морю. Но совсем не страшно утонуть в нем. Там ведь не смерть на дне, а самая что ни на есть жизнь. Хлеб как-никак. Много его…

Но настоящее море несет прохладу, а это нет. Над Воронежем жара, а в поле зной. В кабине «буханки» духота, дорожная пыль лезет в нос. А закрывать окна нельзя, сомлеть можно будет.

Впрочем, Федот не унывал. Он еще слишком молод, чтобы жаловаться на жару, на дожди, на магнитные бури. Вот если женщин в деревне не будет, тогда не грех и поплакаться.

Впрочем, ему нужна была только одна женщина, Лиза Каблукова. Есть она в Кумпановке или нет, в любом случае он должен будет возвратиться в Москву. Некогда ему страсти разводить. Если только на одну ночку. С кем-нибудь. Может, вдовушка какая-нибудь найдется…

— Каблуковы, говоришь? — Одной рукой водитель держал руль, а другой неторопливо скреб щеку.

Немолодой мужик, но еще и далеко не старый, а щеки уже в мелких морщинках. Время кожу так разъедает или земля вперемешку с соленым потом. Да еще от палящего солнца спасу нет.

— Знаешь таких?

— Ну, может, и знаю… Тебе-то они зачем?

— Из милиции я. Старший лейтенант Комов.

— Из милиции?

— Из милиции.

Федот раскрыл «корочки», но водила даже не глянул на них и сказал:

— Ты лучше «бардачок» открой.

Федот кивнул, открыл перчаточный ящик, а там бутылка водки. Только пробка на ней какая-то подозрительная и этикетка замусоленная. Да и жидкость мутноватая.

— Стакан там… До дна давай!

— Шутишь?

— Ну, как знаешь…

Мужик дал понять, что молчать будет всю дорогу. А до Кумпановки верст двадцать.

Федот взял бутылку, нашел стакан.

— Сливовая. Чистая как слеза, — заявил водитель.

— Наверное, это крокодилова слеза.

Федот открыл бутылку, понюхал. Самогон как самогон.

— А закусить?

— Сливой.

— А где слива?

— В нем, — водитель протянул руку к бутылке и, не касаясь ее, щелкнул пальцами.

— Растворилась твоя слива, — сказал Федот, наполнил стакан, закрыл глаза, сосчитал до «трех» и махом выпил.

Самогон оказался ядреным. Из глаз старшего лейтенанта выступили слезы.

Мужик это заметил.

— А ты говоришь, слеза не чистая, — произнес он и протянул руку. — Витя!

— Федот.

— Ну и как?

— Ты знаешь, сколько за убийство сотрудника милиции дают?

— Мы с Митей Каблуковым в одной автоколонне работали. Пока ему ногу не отрезали.

— Ногу?

— Курил мало. Тромбы образовались… — Витя вынул из кармана рубашки сигарету без фильтра, вставил в рот. — Врач так и сказал, курить нужно много или совсем не баловаться…

— Знаю я этого врача, — сказал Федот.

— Я курю много, так что мне бояться нечего.

— Много — это сколько?

— Две пачки в день.

— И давно?

— Как из армии пришел…

— Значит, долго. Но мало… Две пачки — это мелочь… Нужно как минимум десять, — с уверенностью сказал Федот.

— Нет. — Водитель покосился на него.

— Я же сказал, что знаю этого врача. Он сам мне говорил… Две пачки — это мало.

— Но десять — это слишком! — повелся мужик.

— Курить много или совсем не баловаться… Если тебе ногу отрежут, чем на педаль жать будешь?

— Да ну тебя! — Витя вынул изо рта сигарету, с сожалением глянул на нее и выбросил в окно.

— Значит, работал, говоришь, с Каблуковым?

Федот повернул голову, глянул на пшеничное поле и увидел, как оно поднимается к небу. Поле вверх, голова вниз, глаза в стороны. Двести грамм первача без закуски — мрак.

— Да, работал.

Машина по-прежнему шла вперед, а Витя вдруг сместился куда-то вправо от Федота. Его голос теперь звучал где-то далеко.

— Дочка у него была? — поинтересовался старший лейтенант.

— Почему была? Есть дочка. Лиза… А зачем она тебе?

— Да жениться надумал.

— На Лизке?.. Так она же старше тебя…

— Если бы только это… Банкир там на ней один жениться собирается, не слышали?

— Банкир?! Нет, не слышал.

— Может, она рассказывала?

— Кому она там рассказывала, когда в деревне и не появляется?

— Совсем не появляется?

— Она у нас уже совсем городская. В Москву, говорят, перебралась.

— Давно ее видели?

— Да уже и не помню… Подружка ее приезжает, а она нет.

— Подружка?

— Любка Камышова.