Атаман. Охота на отражение - Андрей Воронин

Если она расскажет кому-то, что с ней сделали, — генералу конец. Так что ее надо ловить.

Была еще одна причина, по которой Астахов дергался. Эта причина была, пожалуй, значительно серьезнее, чем примитивная боязнь взбучки.

1.

Автомобиль скрипнул тормозами и остановился у входа в закусочную «Архар» на улице Солнечная. Это и были владения Джохара Мирзоева.

— Так, пацан. Теперь слушай меня внимательно, — сказал Терпухин Ревякину. — Ты можешь обижаться, делать страшное лицо и даже посадить меня. Но здесь ты — ведомый. И прикрываешь мне спину, что бы ни произошло.

— А что должно произойти? — напрягся Сергей.

— Надеюсь, что ничего. Но если произойдет — прикрывай. Хотя бы потому, что обоим придется плохо, если что.

— Ладно, — пожал плечами Ревякин.

— Ты не морщись. Думаешь, они сильно испугаются, что ты мент?

— Да не думаю я так, — проворчал Ревякин.

— Пистолет не забудь в машине.

— Ты уже говорил.

— Ничего, можно и повторить. Таким идеалистам, как ты, это не помешает. Все, не дуйся, не барышня кисейная. Идем.

Они вышли на улицу. Ревякин осмотрелся. Вокруг все было таким, как обычно, но все-таки другим. Наверное, потому, что рядом с Атаманом следователь ощущал себя участником боевых действий. И это его, по правде говоря, мало радовало.

Они вошли в закусочную. Прямо напротив входа, у стены, посетителей встречало прекрасно выполненное чучело архара, установленное на бутафорской скале.

Атаман вел себя как завсегдатай этого места. Он быстро окинул взглядом заведение и пошел к стойке, где принимали заказы. За ней возвышался настоящий горец во всей своей красе — в бешмете с газырями, при кинжале, с усищами, как на лубочной картинке. Ревякин предположил, что кинжал у этого типа запросто может оказаться настоящим.

Как и велел Терпухин, Ревякин занял позицию чуть позади Атамана, бдительно оглядывая зал. В этом небольшом квадратном помещении с восемью столиками сейчас было не слишком многолюдно. Несколько посетителей поглощали обед.

Юрий бесцеремонно откинул крышку стойки, загораживающую проход куда-то за нее, в служебную часть закусочной. Горец двинулся в его сторону.

— Спокойно, джигит. Я к Джохару.

— А вы кто?

— Старый друг. Джохар будет рад меня видеть.

Ревякин засомневался в этом, но мнение свое, разумеется, высказывать не стал и пошел следом за Юрием.

Перед ними был длинный узкий коридор с кафельными стенами и полом. Окон не было, свет попадал внутрь только через несколько открытых дверей. Судя по всему, эти двери вели в склад, на кухню, в бытовку.

Атаман миновал их и уже хотел войти в обитую дерматином дверь с надписью «Директор», как она сама распахнулась и оттуда выкатился полноватый седовласый мужчина.

— Привет, Джохар! — воскликнул Терпухин.

Мирзоев остановился, прищурил глаза, не привыкшие к полумраку коридора.

— Ничего себе! — удивился он. — Кого я вижу! Атаман, я не думал, что ты когда-нибудь покажешься в этом городе. Ну, и что ты хочешь?

— Чего я хочу? Так, переговорить надо бы.

— Ну давай поговорим. Я же тебя знаю, ты не отвяжешься.

— Это точно. Да и я тебя знаю: как только что серьезное — времени нету, жена рожает, дети на дороге.

— Ну, только не заводись! — Мирзоев говорил практически без акцента.

— Я не завожусь. У меня на самом деле важный вопрос.

Джохар покачал головой:

— Ладно. Только имей в виду — у меня дела. Я, в отличие от тебя, не так уж и свободен.

— Ладно, только не надо мне читать лекцию о том, что есть тунеядство. Хорошо?

— Пошли! — махнул рукой Мирзоев.

Они вошли в ту дверь, за которой вкусно пахло готовящейся едой.

Кухня была тесноватой. В ней размещались три электрические плиты, гриль, электрический мангал и еще чертова уйма всяких приспособлений, многие из которых Ревякин даже не смог толком определить. Между всем этим инвентарем курсировали люди — повара, рабочие, официанты. В углу, возле раковин, громко болтали о чем-то посудомойки.

— Ну, так что у тебя? — спросил Мирзоев.

— У меня конкретный вопрос: кто убил четверых молодых кавказцев в течение полутора месяцев?

Мирзоев развел руками:

— Ты, уважаемый, с кем-то меня путаешь. Наверное, с самим Аллахом. Потому что только Аллаху ведомы тайные деяния людей. И вот как раз он мог бы дать тебе ответ. Но не даст.

— Почему это? — усмехнулся Терпухин.

— Потому, что ты — не правоверный. Аллах разговаривает только с тем, кто верен ему.

Атаман сжал губы.

— Так, хорошо. А если обойтись без теософии? Если по-простому?

— По-простому? Изволь. Я не знаю, кто это сделал. Просто не знаю. Если бы знал, постарался бы добраться до подонка. Потому что у нас тут люди живут в страхе. И не знают, к кому обращаться, чтобы их защитили. Молодежь не ходит по улице в одиночку даже днем. Понимаешь?

— Понимаю, не дурак. И даже верю — по глазам вижу, что не врешь. Но вот еще вопросик: а ты, часом, не знаешь, кем были убитые? Или, может, на родню их у тебя есть наводки?

— Наводки — это в ментовке. У нас тут такого не водится.

— Ладно, — раздраженно прервал Атаман. — Давай без глупостей. Я тут не для того, чтобы упражняться в красивых словах! Мне нужно знать, кем были убитые. Понимаешь меня?

Мирзоев резко развернулся и в упор посмотрел на Атамана. Ревякин подумал, что такого взгляда ему бы не выдержать. Чеченец, казалось, вколотил в Терпухина два заостренных штыря из темного камня.

— Юрий! Ты разговариваешь со мной каким-то странным тоном. Почему я должен отвечать тебе, если ты или оскорбляешь меня, или угрожаешь? Я могу промолчать, потому что ты — не милиционер и не тот, кем был год назад. На тебя тоже нашлась управа.

— Джохар, я все-таки задал вопрос.

— А мне все равно. Потому что я не намерен тебе отвечать. Да и что я могу ответить? Я не знаю, кто были эти несчастные.

Атаман вздохнул и опустил глаза. Мирзоев действительно оказался для него чересчур крепким орешком.

Но вдруг Терпухин схватил с ближайшей плиты горячую сковородку и, прежде чем кто-то успел что-нибудь сообразить, ударил ею по спине Мирзоева. Коротким злым пинком чеченец был уложен на разделочный столик. Джохар плюхнулся на его металлическую поверхность и заверещал.

— Ты что, умом тронулся? — гаркнул Ревякин.

— Прикрывай! — в тон ему ответил Терпухин.