Князь Довмонт. Литва, немцы и русичи в борьбе за Балтику - Станислав Чернявский

Посмотрим поближе на то, чем вызвано неприятие новгородцами Довмонта. Начать придется издалека. У новгородцев мы встречаем очень странную с точки зрения православия аргументацию. Тамошний хронист превозносит подвиги Войшелка (в Псковской летописи этого нет). В Новгородской же I летописи подчеркивается, что Войшелк принял православие, после чего стал истреблять убийц своего отца Миндовга. Истреблял он, надо понимать, язычников. Среди врагов оказался язычник Довмонт – один из убийц Миндовга. «Съвкупи около себе вой отца своего и приятели, помоливъся кресту честному, шед на поганую Литву, и победи я, и стоя на землих их всё лето», – отмечает Новгородская I летопись под 1265 годом, рассказывая о подвигах Войшелка. Получается, Войшелк воевал за интересы православия с язычниками, если придерживаться точки зрения новгородского летописца. Заметим, что до этого времени русские православные не опускались до такой низости, как религиозные войны. Этого не знали и византийцы – учителя православия. Подобное явление, противоречащие самой сути христианства, допускали и культивировали только католики. Значит, идея религиозной борьбы вдруг показалась продуктивной в качестве оправдания как наступательных, так и оборонительных войн. Соседи «немцев» (то есть европейцев) ее усвоили. И вот мы видим, что Войшелк, в понимании новгородского летописца, выступает как «крестоносец» православия, а Довмонт – это язычник и враг православных русичей. Налицо искажение смысла православия и, более того, «гнилая» идеология, способная извратить и погубить русских. Хотя на первый взгляд всё в порядке: просто русский летописец сочувствует литовскому единоверному князю Войшелку.

Мир в это время очень сильно изменился, ориентиры сместились, и православие уже было не всегда индикатором русской идентичности. Например, Даниил Галицкий формально был православным, однако предпринимал титанические усилия, чтобы погубить Западную Русь, в чем и преуспел.

Для Довмонта и его людей эти маневры и нюансы оставались, скорее всего, непонятны. Нальшанский князь просто отомстил своему обидчику Миндовгу за сломанную судьбу, отобранную жену и порушенную карьеру.

Но Довмонт был очень умен и безошибочно умел отличить друзей от врагов. Врагами были немецкие рыцари, которые пытались завоевать Литву и Русь. Нальшанский князь чувствовал это лучше, чем многие русичи. Лучше, чем «хитропланщик» Владимир Полоцкий, лучше, чем Ярослав Владимирович Псковский, который не раз водил на Псковщину немцев. Это парадокс, но это факт: иногда представители соседних этносов лучше понимали интересы Руси, чем сами русские, что и видим на примере Довмонта.

Положение нальшанских беглецов оставалось отчаянным. Их могли перебить под предлогом язычества предводителя и его ближайшего окружения. Тогда Довмонт пришел к единственно правильному решению. Он принял православие.

Псковский летописец в статье под 1265 годом упоминает, что сперва Довмонт имел «ко идолом служение», но затем «Бог восхоте избрати собе люди новы» и «вдохну в них благодать Святаго Духа».

Довмонт явился в соборную церковь Святой Троицы и принял крещение. Выбор храма говорит о многом. Святой Троица считалась символом Пскова, точно так, как Святая София – символом Великого Новгорода. Принимая крещение в соборной церкви, Довмонт показывал, что связывает себя с псковской общиной и готов защищать ее интересы. С другой стороны, принять крещение именно в этом месте позволили князь Святослав Ярославич и лидеры общины. Следовательно, они показали, что берут литовца под свое покровительство. Так нальшанский князь спас жизнь и обрел новых друзей. «И наречено бысть имя во Святом крещении Тимофей, – констатирует Псковская летопись. – И бысть радость велика в Плескове».

Загадки продолжаются, а карьера Довмонта идет в гору. В 1266 году он избран псковским князем. Как произошло избрание? Почему? Куда подевался князь Святослав Ярославич? На последний вопрос ответить проще всего: Святослав уехал к отцу. Впоследствии он станет тверским правителем и никакой вражды по отношению к Довмонту не проявит. С другой стороны, может быть, ему просто не представится возможность отомстить, если мы имеем дело с переворотом?

На мысль о том, что Довмонт пришел к власти в результате переворота, наводит одно обстоятельство. Владимирский и новгородский князь Ярослав Ярославич, отец Святослава, вдруг изменил свое отношение к литовцу и возненавидел его. Собственно, он никогда не любил Довмонта, но еще недавно, по ходатайству своего сына, подарил ему жизнь. Теперь – новый всплеск ненависти. Следовательно, Довмонт стал псковским правителем вопреки воле Ярослава. Очевидно, перед нами попытка псковичей отделиться от Новгорода и обрести самостоятельность. Пскову требовался талантливый лидер, его обрели в Довмонте. Нужна была дружина, и ее тоже дал беглый нальшанский князь.

Довмонт обладал честолюбием, а потому охотно возглавил псковичей. Он наладил связи с руководителями псковской городовой общины и потратил год на то, чтобы обрести взаимопонимание с общинниками на своей новой родине. В результате интрига, участником которой он стал, увенчалась полным успехом. В 1266 году псковичи «показали путь» Святославу, тот уехал, ибо ничего другого не оставалось. Князем выбрали Довмонта. И – не ошиблись с выбором.

«Он был независим от Литвы, против которой воевал; он был независим и от низовских (тверских) князей», – пишет В. Т. Пашуто в очерке истории ранней Литвы. В отношении «тверских» князей есть мелкая методологическая неточность, вызванная невниманием к репликам А. Е. Преснякова о борьбе за власть во Владимирском великом княжестве. Пресняков указал на некорректность термина «тверские князья» для этого времени, в чем безусловно прав. В остальном характеристика обстоятельств, изложенная у В. Т. Пашуто, верна. Обстановка была для Ярослава Ярославича даже еще сложнее. Многое зависело от настроений новгородской общины. Довмонт и псковичи каким-то образом перетянули часть ее на свою сторону. Или, во всяком случае, правильно учли настроения новгородцев, принимая решение о перевороте во Пскове. Ярослав Ярославич со своей стороны подымал новгородцев в поход на Псков – отложившийся «пригород». Сам он собрал «низовские» полки и явился в Господин Великий Новгород. И вдруг новгородцы, еще год назад требовавшие голову Довмонта, наотрез отказались воевать. Поход Ярослава был сорван. После этого стороны конфликта достигли договоренностей, которые устроили всех. Псковичи и Довмонт признали верховную власть Новгорода и, надо думать, подкрепили это обещанием регулярных денежных выплат «старшему» городу. Ярослав признал нового псковского князя – Довмонта. Свергнутый Святослав покорно ждал, пока для него освободится очередной стол во Владимиро-Суздальской земле. И все сделали вид, что не понимают, насколько сенсационное событие произошло в Северной Руси: правителем одной из земель сделался не Рюрикович и вообще не русский.

С другой стороны, такие прецеденты уже были: в Полоцке правил Товтивил, пока его не убили, в Новогрудке – Войшелк. Воинственные и пассионарные литовцы оказались востребованы в русских княжествах.

Так началось правление Довмонта во Пскове.

Псковская летопись утверждает, что первым военным предприятием Довмонта стало вторжение в Литву. И снова вопросы: зачем, почему? Довольно странно, что почти сразу после своего избрания литвин отправляется в далекую страну на поиски приключений. Может быть, он испугался великого князя Ярослава Ярославича, который готовил полки для похода на Псков, и решил вернуться в Нальшанский край? Или перед нами – простой набег, поход «за зипунами», предпринятый князем, чтобы увеличить свой авторитет в псковской общине? Но тогда в нем должны были участвовать многие псковичи – те, что мечтали обогатиться.