Любить, чтобы ненавидеть - Нелли Осипова

— Кто разрешил? — вновь взвился следователь.

— Никто, — ответил Сергей Иванович. — Сам взял и уехал. Говорил же он, что командировка всего на один день.

— Опять лезешь, когда не спрашивают?

Младший оперативник развел руками:

— Ну не надевать же на него наручники, товарищ капитан.

— А показания? — Он схватил со стола листки бумаги и потряс ими. — Где его показания? Где его подпись?

— Пишите, что считаете нужным, я подпишу, — сказала Катя. — Он не мог оставаться дольше — у него самолет…

Это была последняя капля в финальной сцене, как сказала бы мать. Дальше пошла следующая сцена. Капитан вскипел, стал орать, что так это не оставит, все выяснит, засудит, накажет и все такое прочее… словом, совсем слетел с катушек, потеряв контроль над собой.

Виктор Елагин поднялся с тахты, указал следователю на стул и, вибрируя своим роскошным баритоном, заявил:

— Криком делу не поможешь, товарищ капитан. Я уверен, вы зря теряете время. Лучше сядьте и пишите свой протокол. Не век же вам оставаться здесь.

И, странное дело, капитан, который позволял себе хамить гораздо более импозантному и уверенному в себе Андрею, вдруг сел, извлек из кармана ручку и стал писать. Вот она, всемогущая сила актерской популярности!

Все замерли в ожидании. Молчание длилось несколько минут, пока он не протянул Кате исписанный мелким писарским почерком лист бумаги. Она подписала, не читая.

— Надеюсь, инцидент исчерпан? — как можно доброжелательнее спросил Виктор.

— Пока следствие не закончится, ничего не могу сказать, — бросил, уходя, капитан.

— Желаю вам успеха, — сказал ему вслед Елагин.

За капитаном поспешили младший оперативник и Сергей Иванович.

Катя облегченно вздохнула, но тут же мысленно укорила себя — ведь там, внизу, лежит Степ. И снова по всему телу пробежала волной дрожь. Она сцепила руки замком, чтобы успокоиться.

— Я никак не могу в это поверить… Кто мог его убить? За что? У него не было врагов.

— А разве этот мент тебе не сказал? — удивился отец. — Его убили из-за мотоцикла.

— Кто тебе это сообщил?

— Господи, да там, внизу, все оцеплено, рядом с трупом валяются огромные кусачки, которыми угонщики цепь разрезали и ударили его по голове.

— Этого не может быть! — вскричала Катя. — Он всегда в шлеме, снимал, только когда говорил по сотовому.

— Шлем валялся там же, в подворотне.

— Витя, давай прекратим это обсуждение, разве ты не видишь, что с девочкой творится? Пора уже всем успокоиться, — заявила категорически Елена Андреевна.

— У тебя есть что выпить? — спросил Катю Елагин, по-своему интерпретировав слова жены.

— В морозильнике водка. На кухне…

— Вот и снимем стресс, заодно и помянем, — с наигранной бодростью воскликнул Елагин. — Я его, правда, никогда не видел, но мать говорит о нем хорошо…

— Я его тоже никогда не видела, — перебила Елена Андреевна. — Просто я считаю, что он очень помог Катюше справиться с депрессией и уже хотя бы за это ему благодарна.

Елагин по-хозяйски открыл сервант, достал три рюмки, принес водку, не забыв захватить тонко нарезанную ветчину, купленную Катей вчера специально на завтрак Андрею, так и оставшуюся нетронутой, снова заглянул в сервант, нашел тарелки, вилки, поставил на журнальный столик и подкатил его к тахте, на которой так и сидели, обнявшись, мать и дочь. Разлил водку. Все это получалось у него легко, изящно, непринужденно, и Катя невольно залюбовалась своим молодым, несмотря на возраст, отцом.

— Помянем?

Катя одним большим глотком выпила, ни слова не говоря, поднялась, мягко отстранив руку матери, и пошла в ванную. Ополоснула лицо, поправила волосы, задумчиво оглядела себя в зеркале, вернулась в комнату, села на прежнее место и сразу же потянулась за бутылкой, чтобы налить себе еще.

Виктор перехватил бутылку, глянул на жену, та едва заметно кивнула, и он наполнил рюмку дочери.

— Совершенно не могу представить себе его мертвым. Может, я все же спущусь?

— Не надо, детка. Ему это уже ничего не даст, а тебе — только душу травить… Да и нет его уже там, увезли, наверное, — рассудительно предположил Елагин.

— Какая ужасная смерть… В подворотне, где мусорные баки стоят…

— Смерть всегда ужасна, — заметила Елена Андреевна.

— Я теперь не смогу мимо подворотни ходить… Каждый раз о нем буду думать… — Катя вздохнула.

Елагин налил себе, нацелился вилкой на ломоть ветчины.

Катя укоризненно заметила:

— А вот тебе, папа, не надо бы больше.

— Надо — в свете того, что я собираюсь тебе сказать, — и он второй раз вопросительно посмотрел на Елену Андреевну.

Она поняла его без слов и опять кивнула, соглашаясь.

— Мы вот что с твоей мамой подумали… У тебя с этой квартирой связано много негативных воспоминаний.

— И хороших тоже…

— Да, и хороших… Не перебивай отца. Потом эта подворотня будет вечным напоминанием. Словом, вот что мы с мамой предлагаем: мы продаем эту квартиру и мамину. Ты переезжаешь в мою двухкомнатную, а мы покупаем трехкомнатную, а если хватит сбережений, то и четырехкомнатную. Так даже лучше — гостиная, спальня и два кабинета…

— Ничего не понимаю! — воскликнула Катя.

— Знаешь, Елагин, если ты так объясняешь своим актерам задания, то я просто поражаюсь, как они хоть что-то улавливают из твоих пояснений. Двухкомнатная, трехкомнатная, четырехкомнатная… А главного не сказал: мы с твоим отцом решили воссоединиться.

Катя замерла в неподвижной позе, не выпуская из рук рюмки, только хлопала глазами, потом вскочила, бросилась отцу на шею, принялась целовать, повторяя:

— Папка, мама… — и внезапно зарыдала, уткнувшись носом в широкую отцовскую грудь.

— Ну вот, Катенок, хотели тебя обрадовать, а ты… — улыбнулась Елена Андреевна.

— Обрадовать? Да вы представить себе не можете, что это для меня значит, какое счастье! Я об этом даже и мечтать не могла. С самого детства помню, как замирало у меня сердце, когда я видела моих ровесников, гуляющих с папами и мамами, держась за их руки. Как вы додумались до этого, когда? Почему только сейчас, а не раньше?

— Девочка моя, столько вопросов… Думали давно и каждый в отдельности, а потом подумали вместе — и все получилось, — хитро подмигнул Елене отец.

— Не верь, Катенок, отец твой коварен и лжив, все было совсем не так, — возразила мать.

— Ну, скажем лучше, не совсем так, — поправил ее Виктор. — Но сейчас не до подробностей. Главное — мы приняли решение, и пока будут тянуться квартирные дела, мама переезжает ко мне.