История одной кошки - Гвен Купер

Я стала каждые выходные проводить в Сити с Анис — у нас всегда было наготове выдуманное общественное мероприятие на случай, если родители поинтересуются, почему я внезапно перестала бывать дома, хотя они никогда ничего не спрашивали. А потом я окончила старшую школу — на год раньше. Поскольку я была высокой и несколько застенчивой, учителя в начальной школе думали, что я лучше «социально адаптируюсь», если буду находиться в обществе детей постарше, но этого не произошло. Как только я получила аттестат, у меня даже вопроса не возникло, что делать дальше. Я переехала в Сити к Анис, где попыталась стать диджеем, пока Анис со своей группой «Evil Sugar» стремилась стать рок-звездой.

Целых два года мы с Анис жили вместе на чердаке Бауэри. В те дни музыка обитала на улицах Нью-Йорка, и каждый соседний дом имел свой собственный ритм. В верхней части города, в Гарлеме и Бронксе, на вечеринках на весь квартал звучала музыка из стереопроигрывателей, диджеи играли повсюду мелодии и ремиксы диско и фанка, чтобы в процессе создать новую вещь под названием хип-хоп. В Нижнем Ист-Сайде на каждом углу, казалось, играли сальсу, а из дверей таких мест, как «CBGB» и «Monty Python’s» доносился «мягкий» вариант рока под названием «панк». Диско было повсюду. Диско жило в деловой части города, на чердаке у Дэвида Манкузо и дальше, в жилых кварталах — до самого Мидтауна, — в таких местах, как «Парадиз Гараж», «Галерея», «Нью-Йорк, Нью-Йорк» и «Ле Жардан». Мы с Анис пару раз ходили в 54-ю студию, но нам не понравилось. Ничего музыкального там никогда не происходило. В таких местах никогда не услышишь страстного и зовущего исполнения песни Артура Рассела «Поцелуй меня еще раз». Куда бы мы ни ходили, отовсюду я уносила спичечные коробки, осознавая, что подобная жизнь мимолетна и позже я не смогу ее вспомнить, если памяти не за что будет зацепиться.

Я увлекалась диско, Анис — панком, что само по себе должно было, вероятно, сделать нас непримиримыми врагами. Но нас с самого начала связала одна общая черта: мы обе любили ШУМ. Хотя, если честно, больше шума Анис любила неприятности. Она переехала в Нью-Йорк, сбежав с фермы в Огайо, когда ей исполнилось шестнадцать (на три года раньше, чем мне). Уезжая, Анис сказала своим родителям, что беременна. Обманула — на самом деле Анис все еще оставалась девственницей, но она не могла уехать просто так. На ее пути постоянно должны были встречаться какие-либо трудности. И должно быть, трудностей возникло немало, потому что прошел целый год, прежде чем родители Анис в конце концов простили ее за ложь.

Анис постоянно не везло. Невезение, шум и жизнь — это Анис. Она никогда не возражала, если я проигрывала пластинки, в то время как она упражнялась на гитаре. Для нас обеих, чем больше было шума, тем лучше. Когда карьера у нее стала идти в гору и Анис наконец смогла купить себе электрогитару «Gibson» у Мэнни на 48-й улице, она сняла усилитель со своей старой гитары и подключила его к моим «вертушкам» из комиссионного магазина, чтобы они работали через него. Я увлеклась оттачиванием мастерства смешения и наслоения ритмов. Одно дело, когда в песне звучат барабанные установки. Но если хочешь добавить в ремикс, например, Эдди Кендрикса или Ван Моррисона, тогда придется попотеть, чтобы соединить ритм в конце одной песни с началом другой, чтобы они были идеально синхронизированы.

Вероятно, именно это частичное наложение двух наших совершенно разных стилей в конечном счете привнесло своеобразный танцевальный ритм в музыку «Evil Sugar». Но в то время, когда окружающие стали обвинять Анис в том, что она «увлеклась диско» (хотя ее музыку нельзя было назвать диско), «продалась» (никому она не продавалась), она всегда пропускала тот пятый бит, чтобы под ее музыку было сложнее танцевать. Ради смеха или чтобы еще больше всех запутать.

Из-за своей неутомимой любви к сложностям Анис настаивала на том, чтобы у нее жили кошки, причем не меньше трех. Подруга уверяла, что одна кошка в доме будет все время спать. Две — научатся отлично ладить между собой и подстроятся под ритмы сна друг друга. Но, согласно ее теории, если кошек будет три, хотя бы одна из них будет бодрствовать. Постоянно озорничать. Наверное, она была права. Все три кошки Анис много времени проводили за тем, что шипели и кричали на бездомных собратьев через металлические решетки на окнах, которые мы купили на улице у Джона Коммуниста, чтобы другие животные (и грабители) не залезли в нашу квартиру.

Анис безумно любила своих кошек. Постоянно их расчесывала, гладила, что-то им напевала, баловала их гостинцами (при том, что, видит Бог, иногда нам самим едва хватало на еду), придумывала разнообразные игры. Она прятала руку под простыню и шевелила пальцами ради того, чтобы посмеяться над тем, как они бросаются на мнимую угрозу.

Музыка Анис жила у нее в голове, но и руки у нее были золотые. Она виртуозно играла на гитаре, даже в те времена, когда большинство наших знакомых музыкантов гордились тем, что не умеют играть на своих инструментах. А еще она отделала нашу квартиру от пола до потолка, вдоль всех стен, замысловатыми дорожками, по которым могли бегать кошки. Она находила на улице старые доски или деревянные планки, приносила их домой, зачищала, отпиливала и вскрывала лаком. Затем оббивала их полосками разноцветного материала и прибивала к стенам гвоздями. Иногда сидишь на диване, а тут неожиданно тебе на колени — плюх! — откуда-то сверху упадет кошка, повертится, устраиваясь поудобнее, а потом крепко заснет. Анис шила нам новые наряды, распарывая и перешивая старые, а остатки материала мы использовали для того, чтобы сшить одежки для наших кошек. По стенам вокруг кошачьих «дорожек» были развешаны сделанные «Полароидом» снимки угрюмых на вид животных в манишках или крошечных, украшенных перьями пиджачках и прелестных шляпках. Человек, которого кошки невзлюбили, больше не приглашался в наш дом, а ведь он одновременно являлся местом репетиций группы Анис — в этом и кроется причина, по которой в процессе создания группы сменилось столько музыкантов.

Кошки платили Анис такой же искренней любовью. Когда мы были дома, у нее всегда на коленях сидела и урчала по крайней мере одна из них. Самую старую звали Рита. Анис нашла ее котенком на какой-то свалке среди кучи отправленных в утиль ржавеющих счетчиков оплачиваемого времени, привезенных с автомобильной стоянки. Потом была Люси, кошка с белой манишкой в форме ромба на груди. Самой молодой из кошек Анис была Элинор Ригби, ласковая пятнистая кошка, которая терпеть не могла оставаться одна. (Насколько бы сильно у нас с Анис ни различались музыкальные вкусы, нас объединяло одно — страстное обожание «Битлз») [14].

Однажды зимой мы проснулись оттого, что все три кошки неистово били Анис лапами, их мордочки все были в саже. Заслонка печи в магазине скобяных товаров, который располагался под нами, захлопнулась (хозяин магазина иногда не гасил огонь в печи, чтобы нам было теплее), и наша квартира наполнилась дымом и копотью. Если бы не кошки, мы бы задохнулись во сне. В чем мать родила мы стали бегать по квартире, кашляя и открывая окна, чтобы впустить свежий воздух. После этого случая Анис стала еще больше обожать своих кошек. «Мои ангелочки, — называла она их. — Мои спасительницы».