Летняя королева - Элизабет Чедвик

В Петронилле не было ни капли раскаяния.

– Я люблю его! – В голосе ее звучала ярость. – А ты ничего не знаешь о любви.

– Ошибаешься, знаю, – с горечью ответила Алиенора. – Потому что я люблю тебя, но ты только что разбила мне сердце.

Подбородок у Петрониллы задрожал, она тихо всхлипнула. Рауль повернулся к ней и нежно закутал в накидку.

– Тебе нельзя здесь оставаться, любовь моя. Они этого не позволят, и, так или иначе, все это нужно решить. Ступай с королевой. Все будет хорошо, поверь мне. – Он перевел взгляд на Алиенору. – Не вините ее, мадам. Я один виноват.

Она не смогла ответить ему, поскольку задыхалась от гнева и стыда, в большей степени виня себя. Ей следовало бы предвидеть, ей следовало бы понять.

– Идем! – коротко бросила она сестре. – Не пойдешь по доброй воле, гвардейцы тебя заставят.

Петронилла дрожала, но набралась смелости и, подобрав накидку, вышла из комнаты с гордо поднятой головой, не обращая внимания на стайку священников. Алиенора последовала за ней, тоже проигнорировав духовенство. Это были стервятники, которые только того и ждали, чтобы полакомиться добычей.

– Ты понимаешь, что натворила? – набросилась на сестру Алиенора, едва за ними закрылась дверь ее спальни. – Как мы уладим этот скандал? Я готова из тебя душу вытрясти!

– Я люблю его. – Петронилла обхватила себя обеими руками под накидкой. Голос ее дрогнул. – А он любит меня.

– Тебе только кажется, что ты его любишь, – сурово заявила Алиенора. – Ты ребенок, а он тебя соблазнил.

– Это не так, не так! – пронзительно воскликнула Петронилла. – Как ты смеешь это говорить! И я не ребенок!

– Тогда веди себя как взрослая! Долго все это продолжалось под носом у всех? Долго ты участвовала в этом обмане? Той ночью в Тальмоне… та салфетка… Это был он?

– Что, если да? – Петронилла вздернула подбородок. – Это была лучшая ночь в моей жизни. Он любит меня. А ты нет. Тебе важна лишь собственная репутация.

Каждое слово Петрониллы больно ударяло Алиенору.

– Независимо от моей репутации, Рауль де Вермандуа был наделен доверием. Он злоупотребил им, покрыв позором и себя, и тебя. Он тебе в деды годится, не говоря о том, что и в отцы. Ты позволила Эмери де Ниорту стать козлом отпущения и понести наказание за то, чего он не совершал. – Голос Алиеноры звенел от омерзения. – Что, по-твоему, сказал бы наш отец, узнай он об этом? Думаешь, одобрил бы?

– Он ушел из дома и оставил нас! А если говорить о предках, то наши дед и бабка нимало не волновались, что подумают другие. Жили и любили как хотели!

– Зато другим пришлось за это расплачиваться, включая тебя, потому что ты последовала их примеру.

– Лучше быть как они, чем засохнуть в одиночестве.

Алиенора отвесила сестре звонкую пощечину, тем самым поставив точку в перепалке. Ладонь Алиеноры горела не меньше, чем красная отметина на белой щеке. Задрожав, Петронилла уставилась на королеву взглядом, полным ненависти, боли и глупой бравады. В тот момент Алиенора увидела раненого зверька, загнанного в угол, но готового сражаться.

– Как мы дошли до такого, сестра? Неужели мы станем врагами? Нам ведь и так их хватает, так зачем же рвать друг друга на части?

В глазах Петрониллы погас боевой огонь. Она надрывно всхлипнула, потом еще раз, как будто от ее тела отрывали по кусочку.

– Петра… – Алиенора не могла видеть, что ее сестра так терзается.

Она притянула ее к себе и крепко обняла, слезы текли по ее лицу, а Петронилла все всхлипывала. Сестренка такая беззащитная, такая ранимая. Да этого Рауля кастрировать мало!

Как только буря прошла, Алиенора подвела Петрониллу к очагу, усадила, дала салфетку вытереть слезы и налила обеим вина.

– О чем ты думала? – спросила королева. – Рано или поздно все равно это должно было открыться. Такой секрет нельзя удержать.

– Мы жили сегодняшним днем, – шмыгнула носом Петронилла. – Будущее не имело значения.

– Будущее всегда имеет значение.

Девушка подняла правую руку и протянула Алиеноре ладонью вверх.

– Почему ты не можешь просто оставить нас в покое? Мы с Раулем уехали бы куда-нибудь вместе. Ты могла бы дать нам убежище в Аквитании. Там есть кому позаботиться о нас. Никто ничего не будет знать.

Алиеноре стало больно и досадно.

– Разумеется, все обо всем узнают. Ты живешь в мечтах. Только потому, что ты забываешь о мире, вовсе не означает, что мир забудет тебя. Вы с Раулем де Вермандуа не можете взять и затеряться в деревне, как какие-то крестьяне.

– Ты королева Франции, тебе по силам все, – строптиво произнесла Петронилла. – У тебя есть муж, своя собственная жизнь. Почему и мне нельзя?

Алиенора уставилась на сестру, не веря своим ушам.

– Рауль не свободен. Он женат на племяннице Тибо, графа Шампани. У него есть ребенок. А то, что сделала ты, называется блудом и прелюбодеянием.

– Он не любит жену и никогда не ездит домой к ней.

– Жизнь с Раулем не приведет тебя к счастью.

– А тебе откуда знать, что приводит к счастью? – парировала Петронилла. – Можешь взглянуть мне в глаза и сказать, что счастлива с Людовиком?

– У меня другая ситуация, и мы сейчас не обсуждаем, что происходит между мною и Людовиком.

– Ха! – Петронилла вскочила и начала расхаживать по комнате, потирая руки. – Делай что хочешь, а я ни за что не передумаю.

Какой ужас, подумала Алиенора. Она-то надеялась, что скрыла грешок сестры, но теперешний скандал уже не замять. Наверное, можно было бы сослать Петрониллу в монастырь Сента, но это все равно что впустить дикую кошку в голубятню. Жаль, она сразу не увидела, что происходит под ее носом, но теперь уже поздно об этом сокрушаться. Ущерб нанесен.

Притихший двор появился в Париже спустя неделю, преодолев тяжелый путь по осенним дорогам. Рауль ехал под охраной; Людовик позволил ему сесть на коня, но избегал с ним видеться. Той ночью в Пуатье они поговорили на повышенных тонах, или, вернее, Людовик орал, а Рауль пристыженно отмалчивался. После этого ни разу не общались. Беря пример с короля, остальные придворные с презрением отвергли Рауля, и хотя он ехал среди них, с тем же успехом он мог бы стать невидимкой – и это тот самый человек, который считался душой компании на длительных переездах со всеми его историями и шутками. За Петрониллой строго следили, перевозя ее в паланкине, подальше от процессии Рауля.

По прибытии в Париж Рауля препроводили в его покои и заключили под домашний арест, а Петрониллу отвели в покои Алиеноры, где глаз с нее не спускали и не дали ни одного шанса связаться с возлюбленным. Она по-прежнему вела себя упрямо и дерзко, ни в чем не раскаивалась, но Алиенора слышала, как она плачет за занавесями балдахина, и, несмотря на клятву оставаться непреклонной, сердце болело за сестренку.