Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня закружилась голова, как только я представила ее. Бритни. Длинные светлые волосы. Голубые глаза. Пухлые детские щечки, несмотря на ее шестнадцать лет. Я никогда не задумывалась об этом. После той ночи я так ни разу ее не увидела.
— Но почему она так долго ждала?
Джонатан смотрит в пол и качает головой. Брови хмурятся, когда он напрягает свой мозг в поисках ответа на мой вопрос в час ночи после виски, секса и пива. И пиццы. Половины пиццы. Интересно, смог бы он со спокойной совестью столько проглотить, если бы не был именно тем, кем представлялся — мистером Филдингом, разведенным управляющим хедж-фондом, чья машина в ремонте?
Я смотрю на него. Изучаю. Жду ответа, который он так и не придумал.
Я помню, как доктор Броуди объяснял мне, из-за чего появился мой недостаток — дыра в мозгах. Ребенку говорят, что его любят, но он этого не чувствует. Дергая за рукав, дожидаясь, когда к ней повернутся и обратят внимание, она видела лишь замешательство. Именно его я испытываю, наблюдая за стоящим передо мной мужчиной.
Ничего, кроме стыда.
Пора выбираться отсюда. Мысли обращаются к спасительным ключам от машины, которые упали на пол, а он их любезно поднял. Куда он их дел?
Вспоминаю: он положил брелок на стол, и поворачиваю голову в том направлении.
И тут его озаряет новая идея:
— А что насчет твоего парня из Нью-Йорка? Что если угрозы связаны не с прошлым, а с настоящим?
Услышав очередную глупость, я останавливаюсь.
— Это бессмысленно. Он меня бросил. Мы не виделись почти два месяца.
Но Джонатана это не смущает.
— Вдруг он ждал, что ты поведешь себя как прежде, — вернешься, сделаешь все ради того, чтобы он полюбил тебя? Разве не об этом ты сама говорила? О шаблонах своего поведения с подлецами?
Он говорит об этих вещах с таким видом, будто мы коллеги по лаборатории, которые собираются провести научный эксперимент. Его слова как удар кулаком по животу, не дающий возможность дышать.
Возможно, я сама с той же непринужденностью говорила о своих проблемах, словно все они — пройденный этап. Будто каждую секунду из шести прошедших часов не гадала, не повторяю ли прежних ошибок снова, здесь и сейчас, с этим незнакомцем. Боже мой, неужели столько событий уложилось всего в полночи? Мне кажется, будто я была знакома с Джонатаном Филдингом всю свою жизнь.
Он развивает свою новую теорию относительно доктора Броуди, а меня тошнит от того, что мне приходится это слушать. Если Кевин оказался подлецом, на мне действительно пора ставить крест. Он признался мне в своих чувствах и сделал это, зная каждый мой недостаток — все фрагменты разломанной пирамидки, непонятным образом сцепленные в груде обломков. Он даже начал расставлять их по местам, укрепляя и излечивая меня. Цифры на табло моих попыток исправить сломленных типов переворачиваются.
— Не знаю, — признаюсь я. — В таком случае он был бы изрядным безумцем.
Джонатану явно нравится собственная концепция.
— Все люди чокнутые, — изрекает он. — Неужели ты этого не поняла? Никто не является тем, кем кажется.
Я уставилась на него. Что он хочет этим сказать? Я вспоминаю страшный голос Джонатана, шепчущий, как ему хочется снова отыметь меня. Я думаю о его нежных руках, вспоминаю стоны, когда мы перекатывались по постели. Пусть это длилось и недолго, зато было нежным и страстным.
Или я ошибаюсь? И Джонатан совсем не такой?
Не лгал ли доктор Броуди, признаваясь мне в любви?
Джонатан смотрит на сумочку.
— Когда ты в последний раз туда заглядывала? — уточняет он.
Какое-то время я молчу, потому что не поспеваю за ходом его мыслей. Он перескакивал от одной гипотезы к другой, разглагольствовал об испорченности человеческой природы, а теперь переключился на игру в вопросы-ответы в духе Шерлока Холмса.
— Э-э… — запинаюсь я. — Дома. Это сумочка Роузи. Сестра мне ее одолжила.
Он потирает подбородок, думает. И затем:
— Там было пусто, когда сестра отдала тебе ее?
Какого черта ты делаешь, Джонатан Филдинг, лжец?
— Кажется, да, — бормочу я, хотя в действительности ни в чем не уверена.
— Ты сама взяла сумку или тебе дала ее сестра?
Дерьмо. Теперь и мне придется обдумывать вместе с ним самые невероятные и глупые предположения. Пытаюсь вспомнить точную последовательность событий до моего ухода в платье Роузи и с вишневой помадой, которую я бросила в злосчастную сумочку… Я помню, она лежала на кухонном столе. Роузи и Джо готовили. Полуголый Мейсон радостно носился у них под ногами. Гейб ушел чуть раньше, когда я начала собираться. Мне запомнилась шутка… В следующий раз ты всегда можешь совершить набег на дом престарелых… Ха-ха, верно, Джонатану сорок. Кто это сказал, Гейб или Джо? Полагаю, второй. Скорее, это в его духе так дразнить меня.
Теперь я вспомнила: Роузи принесла сумочку и положила на стол. Я не брала ее наверх, потому что мне нечего было туда положить, кроме, разве что, помады, которую, спускаясь обратно, держала в руке.
Я открывала ее дважды, бросая туда всякую всячину: помаду на кухне, а потом бумажник и прочий мусор из старой сумки, оставленной в машине. Я бы увидела записку или нащупала ее.
Или записка ускользнула от моего внимания?
— Когда я взяла ее, она была совершенно пустой, — заверяю я, хотя не могу в этом поклясться.
— Ты уверена? — тотчас откликается гениальный сыщик, будто в очередной раз прочел мои мысли.
Я не собираюсь размышлять на подобную тему. Ни Роузи, ни Джо, ни Гейб не могли оставить эту записку.
Как же хитро он поступил, заставив меня сомневаться в самых близких людях. Как жестоко. Мои глаза сужаются, когда я смотрю на него.
— Как тебе другая версия: я оставила сумочку в твоей машине, когда побежала в парк. Помнишь?
Мы с Джонатаном играем в гляделки: кто кого пересмотрит. Молчание.
Он не выдерживает первый:
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что, когда я уходила из дома, никаких записок там не было. Я оставляла ее без присмотра. Сначала в твоей машине… а затем здесь, — только сейчас я это поняла. — Она все время была на столе.
— Значит, ты решила, что это я писал их? Да это же бред! До прошлого вечера мы даже не встречались. По твоим словам, их было три, верно? Я заметил тебя на сайте неделю назад — гораздо позже, чем ты нашла первую на лобовом стекле. Господи! По-моему, наши отношения
