Честь самурая - Эйдзи Есикава

— Иэясу вместе с войсками отошел в крепость Обата. Нам удалось настигнуть несколько разрозненных отрядов, опоздавших с отступлением, и уничтожить их, но основные силы противника опередили нас более чем на час, — доложили они.

Из трехсот воинов Токугавы, которых удалось уничтожить в ходе преследования, не было ни одного крупного военачальника.

— Мы опоздали!

Если бы Хидэёси вздумал скрывать свой гнев, его выдало бы побагровевшее лицо.

Донесения лазутчиков подтвердили услышанное: в крепости Обата заперты ворота, стоит тишина — верный признак, что Иэясу там хладнокровно торжествует сегодняшнюю победу, предоставив себе и своему войску отдых.

Как бы ни был разгневан Хидэёси, он не удержался, чтобы мысленно поздравить Иэясу с блистательной удачей.

— Иэясу! Он летит как на крыльях. Не расслабляется после одержанной победы, не ликует, а отступает в крепость и запирает ворота. Такую птичку не поймаешь ни приманкой, ни силками. Но вы увидите, не пройдет и двух лет, как я научу Иэясу вести себя достойно и низко кланяться в моем присутствии.

На землю опустились сумерки. Ночной штурм крепости был бы, как решили после споров, не слишком удачен. Более того, войско пришло из Гакудэна одним броском и нуждалось в отдыхе, поэтому от боевых действий в ночное время решено было воздержаться. Только что поставленную задачу отменили. Воинам велели отдыхать. И вскоре дымки полевых кухонь поднялись в вечернее небо.

Скоро возвратились и разведчики, посланные Иэясу из крепости, чтобы выяснить, как развиваются события. Сам Иэясу уже лег, но, когда ему донесли об их возвращении, он приказал войску немедленно вернуться на боевые позиции на холме Комаки. Его сторонники со всей горячностью убеждали князя, что необходимо сделать ночную вылазку в лагерь Хидэёси. В ответ на уговоры князь Токугава только посмеивался. Он выехал к холму Комаки, намеренно избрав кружной путь.

Не имея другой возможности, Хидэёси развернул войско назад и вернулся в укрепленный лагерь в Гакудэне. Он не мог не признать, что поражение под Нагакутэ означало для него серьезный удар, хотя и было обусловлено чрезмерным рвением, проявленным Сёню. Нельзя было отрицать и того, что на этот раз сам Хидэёси замешкался с выступлением.

Произошло это не потому, что Хидэёси пришлось впервые в жизни встретиться с Иэясу на поле брани. Он знал Иэясу и успел изучить его задолго до того, как между ними разгорелась война. Скорее Хидэёси проявлял осмотрительность потому, что теперь столкнулись в решающей схватке два признанных мастера, два бесспорных претендента на первенство.

— Не обращайте внимания на маленькие крепости, которые попадутся на пути. Не надо тратить на них время. — Такой наказ Хидэёси дал заранее — и все-таки Сёню позволил войску крепости Ивасаки навязать себе бой и тем потерял решающие часы.

Исход предстоящей схватки зависел от полководческого дара, присущего обоим князьям. Когда Хидэёси узнал о поражении при Нагакутэ, он понял, что вопреки всему создалась благоприятная возможность. Гибель Сёню и Нагаёси будет наживкой, на которую удастся изловить Иэясу.

Но враг налетал, как пламя, и улетал, как ветер. После того, как он исчезал, все вокруг погружалось в молчание лесов. Когда Иэясу вернулся на холм Комаки, Хидэёси понял, что упустил вспугнутого из норы кролика, однако он поспешил уверить себя, что несчастье невелико — не больше чем порезанный палец. Конечно, частное поражение не могло повлиять на боеспособность его войска. Единственное, с чем приходилось считаться, — был переход боевого духа и изобретательности на сторону Иэясу.

После ожесточенной битвы при Нагакутэ, затянувшейся на полдня, оба полководца были начеку и пристально следили за передвижениями вражеского войска. Каждый из них только и ждал часа, когда ему предоставится благоприятная возможность. Ни тот ни другой и на мгновение не задумывались о скоропалительной неподготовленной атаке. С обеих сторон не раз пускалась в ход разведка противника боем и дерзкие вылазки.

Когда на одиннадцатый день четвертого месяца Хидэёси велел своему насчитывающему шестьдесят две тысячи человек войску выступить на гору Комацудзи, в лагере на холме Комаки за происходящим следили с озабоченной, но вполне беззлобной усмешкой.

После этого, двадцать второго числа того же месяца, со стороны Иэясу была предпринята вылазка. Войско в восемнадцать тысяч человек, разбившись на шестнадцать полков, выступило из лагеря и двинулось на восток.

Под барабанный бой и громкие боевые кличи всего войска передовые части под предводительством Сакаи Тадацугу и Ии Хёбу бросили боевой вызов, словно говоря: «Хидэёси, выходи! Хватит прятаться!»

Палисад, окруженный рвом, защищали Хори Кютаро и Гамо Удзисато. Глядя на то, как нагло ведет себя враг, Кютаро скрежетал зубами.

После битвы при Нагакутэ из вражеского лагеря начали расходиться слухи, что войско Хидэёси боится вступить в бой с воинами клана Токугава. Хидэёси отдал однозначный приказ, запрещающий любые стычки с врагом, кроме тех, на которые получено его личное приказание или согласие, поэтому его приверженцам не оставалось ничего, кроме как посылать в ставку одного гонца за другим.

Когда прибыл очередной гонец, Хидэёси играл в го.

— Большое войско Токугавы угрожает нашим позициям у двойного рва! — доложил гонец.

Хидэёси, на мгновение оторвав взор от игральной доски и посмотрев на гонца, полюбопытствовал:

— Сам Иэясу с ними?

— Князя Иэясу там нет, — ответил гонец.

Хидэёси взял черную шашку, передвинул ее на другое место и сказал, не поднимая глаз от доски:

— Доложите мне, когда появится сам Иэясу. Пока он не станет во главе своего войска, вопрос о том, ввязываться в бой или нет, я оставляю на усмотрение Кютаро и Удзисато.

Как раз в это время на холме Комаки встретили уже второго гонца с одним и тем же призывом к Иэясу.

«Самое время для того, чтобы войско возглавили лично вы. Если вы решитесь, мы, вне всякого сомнения, сумеем нанести смертельный удар по главным силам войска Хидэёси».

Иэясу ответил на это:

— Разве сам Хидэёси сделал свой ход? Если он не сдвинулся с места на горе Комацудзи, то и мне не имеет смысла выступать.

В конце концов Иэясу остался на холме Комаки.

За это время Хидэёси уделил особое внимание тому, чтобы наградить отличившихся в сражении под Нагакутэ и наказать провинившихся. С особенным тщанием отнесся он к вопросу об увеличении жалованья и о наградах лучшим из воинов, однако не сказал ни единого слова своему племяннику Хидэцугу, хотя тот, после того, как спасся бегством с поля боя, откровенно побаивался гнева главнокомандующего и явно тушевался в его присутствии. По возвращении в лагерь он немногословно доложил о своем прибытии и попытался объяснить причины понесенного поражения. Но Хидэёси, не обращая внимания и даже не глядя в его сторону, подчеркнуто говорил только с другими присутствующими за столом.