Чудеса и диковины - Грегори Норминтон

– Приступим, – сказал Ярослав.

Верный обещанию, у сторожки нас ждал Герман Бумм. Он сказал, что Моосбрюггер «обезвредил» остальных часовых, сделав им анонимный подарок в виде тушеного мяса со слабительным. Ничто не мешало нам проскользнуть по подъемному мосту во двор замка.

– Давай, мальчик, быстрее, – прошипел Бумм, видя, что я застыл, уставившись на тень колокольни. – Шевелись.

– Я не мальчик!

Мы побежали к зданию, примыкавшему к императорскому дворцу. Где-то за этими темными холодными стенами от наших нечестивых взглядов скрывалась знаменитая императорская коллекция.

– Только не попадитесь, – умоляюще прошептал Герман Бумм. – У меня ведь семья. – Он истово перекрестился, подогнул колени, словно собрался сесть, и, согнувшись в три погибели, побежал обратно на пост.

– Большая галерея, – произнес Храбал, который безуспешно пытался распластаться по стене. – Теперь твоя очередь, Томаш. – Он показал на узенькое окошко, располагавшееся поодаль от других и чуть выше. Пролезть в него мог только ребенок – пролезть и встретить с другой стороны бог знает что. Я с ужасом понял, чего от меня ждали.

– О нет, – прошептал я. – Нет, нет.

– ДА, черт тебя подери. Если не струсишь сейчас – вернешься домой живым. Понял?

Ярослав положил мне на плечо руку в перчатке.

– Мальчик все понял, – сказал он. – Залезай к Храбалу на плечо. Мы подсадим тебя. Как залезешь, беги к той двери – видишь? Она заперта на засов. Все, что от тебя требуется, – открыть нам дверь.

Не решаясь возразить, я протиснулся сквозь узкий проем. Переваливаясь на ту сторону, я больно прищемил яйца и ободрал руки.

Сердце билось так сильно, что, наверное, набило себе синяки. Я оказался в коридоре, почти тоннеле, судя по гулкости. Там было темнее, чем в безлунном дворе. Нащупав дверь, я впустил остальных. Храбал, Ярослав и Ботуслав буквально внесли меня внутрь. Они затараторили между собой по-чешски. Кто-то высек кресалом огонь. Две прикрытые ладонями свечи поплыли к северной стене, постепенно высветив контур двери в дальнем конце коридора.

До сего момента я еще обманывал себя, пытаясь поверить в рассказы моих компаньонов насчет пари; ведь я страстно желал увидеть диковины, о которых рассказывали Арчимболь-до и Шпрангер. Но когда Храбал вытряхнул из-под рубашки три мешка и раздал их подельникам, я более не мог тешить себя надеждой. Моосбрюггер заплатил им (и платил мне, за мои подделки, за мое молчание) за кражу из собрания императора! Меня охватила паника. Я хотел было попробовать вразумить их, отговорить – но голос пропал, вылетел, как птица, из моей груди. Я проклинал себя за то, что сжег письма Гонсальвуса, и за все безрассудство своей преступной жизни.

– Оставайся здесь, – приказал мне Ярослав, пока его брат возился с замком. – Нам нужен кто-то на стреме.

– Как на стреме? – пискнул я. – А как я вас предупрежу?

Щелкнул замок, и Храбал распахнул дверь.

– Мы все поймем по твоим воплям, – ухмыльнулся он.

И они исчезли, как угри в глубине вод.

Сочились вязкие минуты. Я дважды успел испугаться: все мне кто-то мерещился в темноте. Стоя на ватных ногах, я чувствовал себя таким одиноким, лишенным мужества окружавшей меня темнотой и настойкой, выпитой накануне. Мне вдруг пришло в голову, что я пал жертвой розыгрыша, подставы, устроенной этими смешливыми негодяями. Я представил, как они сейчас веселятся за мой счет – и толстый Любош, держащийся за живот, как беременная женщина, и дурашливые братья, которые совершенно не принимали всерьез мои карликовые претензии. Конечно, и Моосбрюггер наблюдает за мной сейчас, и Герман Бумм пытается пробиться к глазку.

Дрожащими руками я ощупывал стену, чтобы найти выход во двор. Нет (стукнулся головой об угол какого-то стола), не здесь. Ох, от этой сливовицы голова идет кругом! Ужасно хочется писать! Вот, поцарапал пальцы о камень. Потом я схватился за холодную сталь и вышел за дверь…

…в другой коридор. Не важно. Если идти тихо-тихо и прятаться при звуке шагов, я смогу найти выход. Меня тянуло к третьей двери, как пузырек воздуха – в соломинку. Я чувствовал близость невидимых альраун, василиска, которого зеркало Смерти сделало безвредным. Императорское собрание картин, оригиналы работ Дюрера и фламандских мастеров: как близко я подобрался к этим чудесам! Но у меня не было времени, чтобы их рассмотреть. Я повернул ручку, надеясь ощутить лицом ночной ветер, – и оказался в маленькой, увешанной коврами комнатке. В камине, несмотря на отсутствие людей, горел огонь. В огне шипели и плевались каштаны, насаженные на прутья. У меня кружилась голова; тошнота подкатывала к горлу, и успокоить желудок мог только кусочек еды. Поэтому я пересек ковер – на цыпочках, словно по раскаленным углям, – намереваясь украсть каштан.

Вдруг распахнулась другая дверь, затопив ковер мерцанием свечей. Я обмер, скорчившись за стулом. Какой-то человек, черный, как Дьявол, на фоне освещенного прямоугольника, прошел в мою сторону, пыхтя и кашляя. Он резко остановился, как будто у него за спиной натянулась веревка, и повернулся к зияющему проему. Что-то преследовало его, какая-то ненасытная тварь, фыркающая и хлюпающая слизью.

– Ваше величество! – Перепуганный человек сложил руки, как пилигрим. – Ваше величество, держите себя в руках!

Противник придворного, находившийся вне моего поля зрения, остановился.

– Monstruo! Aborto perfido! Voy maiarte con mis manos!

Загнанный дворянин упал на колени; у него на лице отразился такой неизбывный ужас, что это чувство передалось и мне. Он умоляюще сжимал руки.

– Пощадите! О, пощадите меня, ваше величество! Что бы я, по вашему мнению, ни сотворил…

– По моему мнению?!

Дверь отлетела к стене, и ярость обрушилась на несчастного.

– Стража! – кричал перепуганный сановник. – Стража!

В пятно света влетели два человека. Я видел смертоносное безумие нападавшего. Его жертва, не решаясь защищаться, хрипела и билась о ковер.

– Помогите… гхах… помогхить…

Теперь я знаю, что чувствовала Семела, когда Зевс явился к ней во всем своем громоподобном величии. Моя кровь застыла в священном ужасе. Я смотрел, как император Рудольф убивает своего подданного.

Оглядевшись в поисках выхода, я заметил дверь справа от камина. Она резко распахнулась, и в комнату влетели четыре стражника с обнаженными мечами.

– Ради всего святого, – прошипел полузадушенный придворный, выкатив на них свои тусклые, заплывшие жиром глаза. Стражники даже не сразу сообразили, где император, а где его жертва, но потом оттащили их друг от друга. Рудольф тяжело сел на ковер. Его жертва сипела и кашляла.

– Этот предатель… – взревел император и остановился, чтобы перевести дух и изобразить внешнее спокойствие. – Этот человек хотел убить меня. Хотел убить вашего короля!