Железный Совет - Чайна Мьевилль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, ты хочешь, чтобы мы выяснили, что это за штука на вас нападает? — спросил Каттер.
— Не я, — сказал Курабин. — Это они хотят, им нужны защитники. Какой смысл покровительствовать этому сараю?
Путники переглянулись.
— Среди богов ты, видимо, не самый заботливый, а? — поинтересовалась Элси.
— А разве я что-нибудь такое обещал? Они сами построили вокруг меня свой дурацкий город, они вечно что-то у меня клянчат. Я этого не просил. Разве меня кто-нибудь защищал? То, что сделал для меня Теш, могу сделать и я. Гори он ясным пламенем, этот город.
— Раньше ты говорил по-другому… — начал Каттер, но Иуда перебил его:
— А кто ты такой, чтобы судить их?
Он шагнул вперед и уставился на импровизированный алтарь, словно знал, где скрывается Курабин.
— Кто ты такой? — Иуда повысил голос. — Эти люди, которым пришлось бежать от тех, кто хотел убить их только за то, что они оказались соседями Теша, пришли сюда и стали обживать это место, как могли. Они начали все сначала и совершили только одну ошибку: нашли себе бога — в твоем лице. Они обещали нам помощь, обещали указать нам путь. Так давай, рассказывай. Мы найдем то, что угрожает этим людям, и спасем их. А ты найди для нас то, что ищем мы.
С потолка импровизированной церкви громко капало — это лесная сырость проникала внутрь.
— Рассказывай нам, где оно. В жизни не поверю, что тебе все равно. Тебе не все равно. Ты хочешь нам все рассказать. Ты хочешь быть их пастырем. Сам знаешь. Так рассказывай. Мы принимаем твое предложение. Сначала мы убьем для них эту тварь, а потом ты дашь нам то, что обещал.
— Ради вас я ничего не стану выносить из дома Вогу…
— Не прикидывайся благочестивым, ведь ты крадешь у своего бога по мелочи, чтобы впечатлить доверчивых туземцев. Давай говори, где тварь, мы с ней разделаемся, а потом ты скажешь, где Железный Совет.
— Я не ворую, — возразил Курабин. — Я покупаю. В обмен на каждое новое знание я отдаю часть себя. А это больно. Вогу ничего не дает задаром. Когда я узнал о шлюхе и дочери твоего компаньона, меня обожгло, как каленым железом, и я что-то потерял. Что-то ушло от меня и скрылось в складках Мгновения. Я наг перед вами. Что я должен для вас открыть? Железный Совет? Это дорого мне обойдется.
Снова наступила тишина, прерываемая лишь звуком капели.
— Тварь. Где она? — спросил Иуда.
Повисла длинная пауза.
— Подождите, — ответил голос обиженно, но с облегчением.
«Устал быть богом», — подумал Каттер. Он взглянул на Иуду, который стоял перед алтарем, дрожащий и неподражаемый. Каттер чувствовал, что Курабин растерян, сломлен. Когда-то у него была цель, но из-за отступничества монах ее лишился, и вот теперь, перед лицом праведного Иуды, обрел снова.
— Я попробую, — ответил голос, сдерживая приступ рвоты.
Когда Курабин заговорил снова, стало ясно, что ему больно: он говорил как человек, привыкший к страданию.
— Адский пламень. Черт. Я открыл ее. Тварь.
— Что ты потерял? — спросил Каттер.
— Имя человека.
Каттер понял, что этот человек был небезразличен монаху.
На заре они вышли к болоту. Грязь, неверные тропы, оголенные белые деревья. Над трясиной поднималась испарина. Деревья едва слышно шелестели.
Они пришли — изгои Нью-Кробюзона, Сусуллил, Бехеллуа и крошечная кучка храбрецов из Скрытограда. С ними был невидимый Курабин.
Каттер жаждал звуков. Ему хотелось запеть или засмеяться. Ландшафт игнорировал его, и Каттер чувствовал себя оскорбленным. Он пытался думать о своем присутствии среди этого пространства, но улавливал лишь обрывки мыслей о Нью-Кробюзоне, которые оставлял позади себя. Он засорял то, что было вокруг, остатками того, что было вокруг когда-то.
Иуда шагал впереди. Рядом с ним шел огромный восьмифутовый голем, собранный из поленьев и ножей, которые удалось найти в Скрытограде. Иуда сколотил их вместе, скрепив петлями вместо суставов, а шею кое-как смастерил из шарниров. Вообще-то он мог собрать такую куклу, просто коснувшись поленницы рукой, но голем, держащийся на одной магии, быстро высосал бы из него все силы или рассыпался на куски.
Перед походом Иуда снова слушал восковой цилиндр. «Не смущайся что мы едва знакомы ведь говорят ты из наших, — доносилось с него. — Он умер Узман умер». Каттер видел, как опечалила Иуду эта старая весть, и снова задался вопросом, кем ему приходился этот Узман.
— А знаешь, как я стал големистом, Каттер? Я занялся големами задолго до Войны конструктов. Тогда это еще не приносило денег. Таинства големетрии, вот что влекло меня. Дело даже не в материи. Знаешь, что бывают големы из звука? Создать такого сложно, но можно. А голема из тени ты когда-нибудь видел? Вот это, — и он показал на шагающие дрова, — для меня всего лишь побочный продукт. Дело совсем не в нем.
Возможно. И все же они сотворили прекрасное и могучее орудие. Его голова качалась из стороны в сторону, глаза из дешевых бусин ловили первые рассеянные лучи. Ржавые ножи служили голему вместо пальцев.
— Зверь близко, — раздался голос Курабина. В нем звучала боль: монах расстался с чем-то в обмен на это знание.
Каттер поддел ногой кусок чего-то белесого, и тут же ругнулся с отвращением: это были останки какого-то животного. Они снова шлепнулись на землю, испустив облако вони. Каттер споткнулся, а Помрой обернулся и закричал что-то в ответ на слова Элси.
— Сюда! — снова крикнула Элси, стоя над телом. Каттер заметил на нем жирную пленку — признак распада. Большая часть грудной клетки уже сгнила.
— Джаббер всемогущий, да мы у него прямо в гостиной! — воскликнул Каттер.
— Быстрее! — крикнул Иуда. — Быстрее, сюда!
Стоя прямо на краю трясины, он протягивал руку к юноше, облепленному пиявками. Тот был страшно худ и жевал кусок серого мяса, не поднимая глаз.
Каттер подавил крик. Он разглядел отощавшего мужчину, еле видного за водорослями и ветвями дерева. Мужчина жевал. Рядом с ним стоял тапир. Челюсти животного двигались.
— Иуда, — позвал Каттер. — Иуда, вернись!
Тот обернулся. Тела были повсюду, они не двигались, а только жевали. Мужчины, женщины, дрожащая собака.
Их рты были испачканы несвежей плотью, и от каждого из живых существ тянулось что-то вроде ползучего стебля.
Трясина забурлила, и сгусток, принятый Каттером за кусок дерьма, начал вставать. То, что сначала показалось ему камнями или отверстиями, обернулось глазами — сыпью черных глаз. Тварь поднималась.
Стебли оказались вовсе не стеблями, а щупальцами с присосками на них. Щупальца тянулись к тощим телам мужчин и женщин, детей и животных и впивались в затылок. Пережеванная пища поступала прямо в эти гротескные поводки-внутренности, по которым перистальтировала дальше. Все жертвы твари превратились в безмозглых проводников пищи. А сама она, насыщаясь, висела там, где сходились воедино все щупальца; еще несколько незадействованных болтались, как пустые шланги.