В мире животных - Владимир Колычев

И еще дал понять, что в ответ на любое слово с его стороны последует «ответка». Для начала назову его чертом. Это не прозвище, это статус заключенного. «Черт» – это человек, который не следит за собой, опускается до уровня бомжа. Такими и в этих местах брезгуют…

Гнилозубый глянул на меня драным шакалом и подсел к своему дружку. Тот сдал карты, и они оба ушли в игру, делая вид, что ничего не произошло. Стыдно им, но и по голове получить неохота. А вдруг я не только на кулаках могу, вдруг я круто в авторитете?

А ведь я мог дать слабину. Прогнулся бы под этими чертями, подставил им спину, и ездили бы они на мне со свистом. Без штанов бы оставили, как пить дать. Еще бы и под шконку загнали. Таким только дай волю… Но я мужик бывалый, знаю, как себя с такими фуфлоидами вести.

И как с телохранителями Затулина-Орловского вести, я тоже знал и поэтому достойно ответил ударом на удар. Ну, а то, что не смог сладить с этими быками, так против такой силы не устоять. Главное, что я попер против силы…

И к чему все это привело? К тому, что я раскусил Валеру. Он заявился ко мне под фамилией Орловского, но я выявил в нем Затулина и поставил Варвару перед фактом. А она не устояла и раскололась, правда, осталась вся в белом. Я позволил ей остаться в белом. Не захотел чернить ее, поэтому и позволил. И остался в дураках…

Снова меня подставили, поэтому я здесь. Интересно, в чем меня в этот раз обвинят?

А может, и не шьют мне ничего серьезного? Может, обвинят в какой-нибудь чепухе и оставят здесь ночевать, а рябой с гнилозубым подрежут меня ночью во сне? Что, если у них заказ на меня? Вдруг меня не зря к ним в хату зачалили?..

Из этих тягучих и горьких, как сама тоска, размышлений меня вытащил дежурный мент:

– Ромин, давай на выход!

Он отконвоировал меня на второй этаж, в тот самый кабинет, куда меня доставили три года назад в первый день заключения. Только Вадима Толстоногова там не было.

– Капитан Брюшков, – представился сравнительно молодой, но уже такой же лысый, как я, парень. Мощные челюсти неторопливо перетирали жвачку, тяжелый холодный взгляд давил на меня. – Старший оперуполномоченный… Колоться будем, гражданин Ромин?

– Я не орех, расколоться не могу. Разрубить меня можно, а расколоть нельзя…

– Умный, да? – ехидно спросил Брюшков.

Я промолчал. Пусть мент оставит свои прелюдии себе, а мне изложит суть вопроса. Тогда и поговорим.

– Так, ну хорошо, – скривился капитан. – В каких отношениях вы состояли с Дегтяревым Павлом Степановичем?

– В отношениях я состоял только с женщинами, и то не со всеми.

Признаться, мне было не до шуток. Неспроста же разговор зашел про Дегтярева. Паша Деготь уже должен был объявиться в городе. Видимо, объявился, но с большим шорохом…

– Дегтярева знаете? – озлобленно спросил мент.

– А короче можно?

– Я спрашиваю, Дегтярева знаете?

– Я свои права, начальник, знаю. И не надо мне тут уши мылить! Слова тебе не скажу, пока не скажешь, что случилось.

Какое-то время Брюшков пытался продавить меня взглядом, затем бросил передо мной на стол фотографию. Я глянул на нее и обомлел. Деготь лежал с перерезанным горлом, весь в крови. Один глаз закрыт, другой как будто прищурен. Гримаса страха и боли на лице…

– Когда? – спросил я.

– Вчера вечером.

– В какое время?

– Мне кажется, вопросы здесь задаю я! – разозлился капитан.

Но я его уже не боялся. Во-первых, он всего-навсего опер, поэтому, скорее всего, моя вина не установлена. Уголовный розыск всего лишь отрабатывал версию со мной… А какая могла быть версия, если вчера весь вечер я провел с Варварой?

Меня вдруг бросило в жар. Мое алиби могла подтвердить только Варвара. И если она откажется это сделать, мне крышка…

А Дегтя должны были убить, все к этому шло. Он слишком много знал… Его убить, а меня обратно в зону, на этот раз на все пятнадцать лет. А может, и к пожизненному заключению приговорят – рецидив как-никак.

– А я имею право не отвечать, – с озадаченным видом покачал я головой.

– Это вам только так кажется.

– Много воды, капитан. – Я вел себя вызывающе, но при этом ощущал собственную обреченность.

Снова моя жена поучаствовала в моей судьбе. И снова мне светит небо в клеточку…

– Спроси лучше, что я делал и где был во время убийства… Когда Дегтярева убили?

– В районе двадцати вечера, – сказал Брюшков, исподлобья глядя на меня.

– С девятнадцати до двадцати одного часа я находился в машине со своей женой.

Именно этот промежуток времени нужен был оперу. Именно в этот промежуток я целиком зависел от жены…

– Она может это подтвердить?

– Разумеется, – кивнул я, стараясь изобразить непоколебимую уверенность.

– Вообще-то жена – заинтересованный свидетель, – недоверчиво посмотрел на меня Брюшков.

– А это суд пусть разбирается… Да, в начале девятого мы заезжали в магазин. Это в Парамоновке, в тридцати километрах отсюда.

Далеко мы вчера с Варварой заехали, время отлично провели, и секс у нас был замечательный. А после него возникло непреодолимое желание что-нибудь пожевать, в машине из съестного ничего не было, поэтому на обратном пути мы заехали в магазин. Я собирался пойти с Варварой, но она сказала, что без меня обойдется. Честно говоря, мне из машины выходить не хотелось, и я остался. И что в итоге? У Варвары алиби есть, а у меня – нет. Но ей-то алиби и не нужно, топить будут меня…

– Вас там видели?

– Нет, я находился в машине. Но мою жену видели.

– А вас?

– А меня видела жена. Я с ней был.

– А может, все-таки… – Брюшков выразительно провел пальцем по своему горлу.

– Я вас не понимаю, – отчужденно глянул на него я.

– Насколько я знаю, вы сидели вместе с Дегтяревым?

– Да, он вышел через три недели после моего. Но мы с ним здесь не виделись.

– Почему?

– Как почему? У нас разные жизненные интересы…

– А я слышал, он за ум хотел взяться, на работу устроиться…

– Его проблемы.

– Ваш номер телефона у него был. Вот этого телефона! – Брюшков с торжествующим видом выложил мой айфон. – И у вас отмечен номер его телефона.

– Не может этого быть!

– Давайте посмотрим.

Капитан открыл список входящих звонков и ткнул пальцем в незнакомый номер. Это, как оказалось, и был телефон Дегтя.

– Дегтярев звонил вам в семнадцать сорок пять. О чем вы с ним говорили?