Комбат против волчьей стаи - Андрей Воронин

Сейчас я заеду к отцу Решетниковых, а потом к тебе. Тут ребята боятся старику сказать, что его сыновья погибли, так что придется, наверное, сделать это мне. Не впервой родителям сообщать, но.., сам знаешь, надо.

Щека у Комбата подергивалась, время от времени он скрежетал зубами, и кулаки сжимались сами по себе.

"Вот тебе и мирное время. Двоих парней потерять!

И причем каких! Кто же это их? Кто же эти мерзавцы?.. Если бы был я с ними, этого не произошло б, я б сумел уберечь".

Сотрудник агентства смотрел на Комбата широко раскрытыми глазами, не веря, что тот взвалил на себя такую ношу и поедет к отцу Сергея и Павла.

— Точно скажете?

— Скажу, не бойся, парень.

— Спасибо, — тихо выдавил из себя охранник, — скажите старику, что похороны за наш счет и памятник поставим…

— Не надо ему уже ничего. Ни похороны, ни памятник, ему нужны были сыновья. А вы их, хотя…, — Комбат махнул рукой, что уж искать виноватых.

Но в душе он решил, что сам-то отыщет виновных и по-своему накажет, разберется с ними. Может, поэтому его лицо стало сурово-спокойным и уверенным.

Через минут сорок «форд» Комбата остановился во дворе девятиэтажной хрущевки. Рублев выбрался из машины, ноги не слушались, не хотели подниматься на невысокое крыльцо. Но такова жизнь, кто-то должен был взвалить на себя эту ношу, кто-то должен был сказать старику о том, что теперь он остался один. Что его сыновей нет.

Борис Рублев нажал кнопку лифта и тот медленно потащился вверх, а Комбату, показалось, что лифт не плывет вверх, а быстро падает вниз в черную бездну.

Лифт дернулся и замер, створки дверей разъехались в стороны. Рублев ступил на небольшую площадку, где располагались четыре квартиры.

Вот она, дверь квартиры Решетниковых, коричневый потертый дерматин, номер тридцать восемь. Комбат поднял руку, чтобы нажать на кнопку звонка и со вздохом опустил ее назад.

«Сколько не думай, нет таких слов, которые скажи человеку и ему станет легче».

Комбат ладонью вдавил кнопку, та сработала, за дверью трижды мелодично прочирикал звонок и послышался голос:

— Сейчас, сейчас открою.

Комбату даже показалось, что он слышит тяжелое астматическое дыхание и шарканье ног в потертых шлепанцах по линолеуму.

— Кто там?

— Свои. Борис Рублев.

— Кто-кто? — переспросил мужчина за дверью.

— Борис Рублев, — как-то виновато повторил Рублев.

— Не знаю такого.

— Служили мы когда-то с вашими ребятами.

— А их дома нету. После обеда будут.

— Зайти-то можно?

— Сейчас открою, — хрустнул ключ в замке и дверь открылась.

За дверью стоял пожилой мужчина в тельняшке десантника. Она была ему велика. Наверняка, кого-нибудь из сыновей, решил Рублев. Мужчина, стоявший за дверью, много раз видел фотографию Комбата, но не знал его как Бориса Рублева, ведь сыновья называли его не иначе как Комбат, наш Комбат, батяня.

— Комбат! — воскликнул пожилой мужчина, протягивая руку и отступая в прихожую. — Только не через порог — плохая примета. Заходите. — Старик радостно улыбался.

Комбат, вздохнув, переступил порог и крепко пожал старику руку.

— А ребята, может, и через час-полтора будут.

Вот обрадуются, что ж вы раньше к нам не заходили?

Зашли бы вчера, они еще не уехали.

— Вчера не мог, мы с ними на сегодня договаривались, — сказал Борис Рублев, присматриваясь к старику, прикидывая, выдержит он страшную новость или…

И тут же решил, что чем дольше будет оттягивать, тем сильнее окажется удар для этого высокого сухощавого старика.

Рублев приблизился к нему и, не выпуская ладонь из своих рук, взглянул в глаза.

— Я с плохими новостями, — тихо произнес он.

— Что-то случилось? — прошептал старик.

— Случилось, батя.

— Они живы?

Комбат покачал головой.

— Как это? Как это? — забормотал мужчина, пытаясь выдернуть руку.

Борис Рублев разжал пальцы, мужчина качнулся, прижался спиной к стене, губы скривились, пальцы рук задрожали.

— Нет! Этого не может быть, не может быть! Откуда.., почему вы…

— Я должен был с ними встретиться, понимаете, должен был встретиться… Мне сказали у них в конторе, в охранном агентстве, они погибли сегодня ночью, погибли оба, где-то не доезжая до Серпухова.

Старик покачивался из стороны в сторону.

— Пойдем сядем, пойдем, батя, — Комбат обнял Решетникова-старшего за плечи, чувствуя, как спина мужчины вздрагивает, и повел его в комнату, усадил на диван.

— Не может этого быть! Не может! Это какая-то путаница. Какая-то ерунда. Кто это тебе сказал, Комбат? Кто?

— Мне сказали. К сожалению, это правда. Мне самому в это не хочется верить, но это правда.

— Не может быть, не может быть, — бормотал мужчина, — как же так, Сережа собирался жениться, сказал, зимой женюсь, и у меня будут внуки. Он говорил: «Что ты, батя, такой грустный, вот будут у тебя внуки, станешь с ними нянчиться и не надо тебе ни на какую работу устраиваться, сиди себе на пенсии, смотри детей. А деньги мы заработаем», — Детей? — переспросил Комбат.

— Как же, у Сергея девушка, это Павел, тот как-то жизнь свою не планирует, а Сергей пообещал: зимой, батя, женюсь, свадьбу сыграем, и внуки у тебя появятся. Я же им каждый день твердил, что вы живете как бобыли? Женились бы, а они хохочут и говорят, что им и так хорошо.

— Да, понимаю, понимаю, — прошептал Рублев.

Входная дверь в квартиру осталась открытой и с лестничной площадки послышалась голос.

— Андрей! Андрей Петрович! — голос явно принадлежал женщине и, скорее всего, соседке. — Что это у тебя дверь нараспашку?

В квартиру вошла соседка с сумкой в руках. Увидев Рублева и удрученного Решетникова-старшего, застыла, не переступая порога зала..

— Что-то случилось? — обратилась она вначале к Решетникову, затем к Комбату.

Тот кивнул.

— Случилось.

— Что, с ребятами?

— С ребятами, — подтвердил Рублев.

— Вера Павловна… Вера Павловна, — сам сказал старший Решетников, — ребята погибли, оба, Сережа и Паша. Погибли.

Женщина вдруг заплакала, но как-то тихо, подошла к дивану, села рядом с Решетниковым-старшим, обнял его за плечи.