Мокрый мир - Дмитрий Костюкевич

Сквозь решетку, которая обвивала пространство узкого балкона и была украшена лиственными узорами, открывался непривычный, захватывающий вид. Даже два вида.

Справа расстилалась Река. Речное дно дыбилось позвоночником кораллового рифа. Ленивые волны накатывали на каменные плиты. Она нашла взглядом место, где, поправ законы Полиса, слушала песни волчьих кораллов, училась у них, и соленая пена сползала по ее ступням. Тогда ей казалось, что это и есть истинная Гармония. Тогда и сейчас.

Она засмотрелась на риф. Такую красоту, созданную цивилизацией крошечных организмов, наверное, видно даже с других планет.

На берегу теснились рыбацкие артели, льнули к крепостной стене, печные трубы кашляли черным дымом. Здесь Гармония заканчивалась.

Солнце клонилось к закату. Лита перепрыгнула взглядом через цепочку остроконечных зубцов крепостной стены.

Улочки Оазиса казались нарисованными на бумаге: глубокий рисунок с тенями и оттенками. К югу от башни, в самом центре города-крепости, высился дворец Маринка. Белый, кружевной. Вода в блюдце паркового пруда морщилась от ветра. Сады казались темно-зелеными облаками, которые прибило к земле. Люди – черными муравьями; они кишели в узких коридорах улочек и на пятнах площадей.

Прохладный ветерок вскружил голову. Чтобы очистить легкие от затхлого воздуха башни, Лита вдохнула всей грудью.

Два разных вида. Два разных мира.

Затем дернула за прутья и устремилась обратно, вниз по винтовой лестнице.

Она шагала по ступеням, ожидая наткнуться на Венону, спускалась все ниже и ниже, пока не остановилась у кованой двери. И как это понимать?

Потянула за ручку-дельфина. Постучала.

– Да чтоб тебя!

Голос породил эхо.

Над плавающими в ворвани фитилями дрожал дымный свет.

Лита по-прежнему видела в своем заточении всего лишь неудачную затянувшуюся шутку. И только поднявшись на этаж прислуги (она выбрала комнату с платьем на стуле) и вытянувшись на узкой кровати, медленно пришла к осознанию происходящего.

Лежала неподвижно, пока не доконал холод. Нашла в шкафу одеяло, пахнущее пылью и жухлыми листьями. Накрылась. Прислушивалась к толстым стенам, которые смеялись над усердием майского солнца. Прислушивалась к башне… вот сейчас до ее слуха донесутся шаги, в дверь постучат…

И все-таки – почему Северная башня? Где Нэй? Где хоть кто-нибудь?

Она думала о смуглой управляющей. О подмастерьях магов. О себе…

Посмотрела на оконные решетки. И как она раньше-то не поняла? Вот дурочка!

– Гадина, – выдохнула Лита. – Слизь болотная.

Венона Банти заманила ее в башню. И заперла внутри.

Знать бы еще зачем.

* * *

Утром она усердно исследовала башню от основания до балкончиков надстройки – вид на Реку и город уже не казался чарующим, – но не нашла путь к свободе.

Оставались подвалы.

В катакомбы под Северной башней Литу тянуло меньше всего.

Особенно после ночного представления.

Ночью у нее возникло ощущение, что за ней наблюдают из угла между полом и стеной. Она чувствовала скрытое присутствие, глубоко под комнатой, некие вибрации. «Там что-то есть», – подумала в холодном, стягивающем кожу поту. И тут услышала громкий перестук.

Вскрикнула, села, поджав ноги и скомкав у подбородка одеяло.

Стук повторился. Хлопки звучали в полу, под растрескавшейся плиткой. Будто рождались в толще межэтажного перекрытия. Хлопки и приглушенные взрывы. А еще противное хлюпанье.

– Домовой прилагается, – прошептала Лита. – Или башенный.

Тук-тук-тук…

Она натянула одеяло на голову и так встретила утро.

От хождения по винтовой лестнице ныли ноги. В желудке ширилась гулкая пустота. Ночной горшок, найденный в одном из подсобных помещений, Лита вылила с балкона, по ее прикидкам расположенного над входом в башню, – вдруг мымра пришла постоять под дверью; не учла поправку на ветер. Горло саднило от крика. На ее крики отвечали лишь чайки. Она хотела послать самую смышленую птицу за помощью, но к кому? К отцу? К Билли Коффину? И как прикажете донести послание – тюкнуть клювом в лоб?

Обессиленная, она спустилась в обеденный зал, чтобы возобновить поиски чего-нибудь съестного. Замерла в дверях.

– Девочки-ракушки!

На длинном столе стояли дымящаяся тарелка, кувшин, который просто не мог быть пустым, на дощечке лежал тонко нарезанный хлеб.

Лита осмотрелась.

Бледная тень юркнула между шкафами. Лита кинулась следом.

Она едва успела сунуть ногу в щель между стеной и потайной дверью. Не такой уж и потайной, если присмотреться: заржавелая пружина механизма, швы без раствора.

Она налегла на дверь, увеличивая просвет, сунула руку, ухватилась за рукав беглянки – и тут сопротивление ослабло. Лита ввалилась в каморку при обеденном зале, прямо на перепуганную тень.

Серое платье, белый передник. Служанка отстранилась, опустив взгляд. Словно надеялась остаться незамеченной.

– Простите… я не хотела…

Молоденькая, могла бы ходить с Литой в школу. Если бы ее угораздило родиться в Кольце.

Но сейчас Лита чувствовала себя хозяйкой положения.

– Чего ты не хотела?

– Мешать… – пропищала служанка. – Велено было накрывать… и не мешать…

– Кем велено?

– Хозяином.

– И где хозяин?

– Ушли все, пока не решится…

– Решится? Что?

– Ситуация.

«Это я, что ли, ситуация?»

– Уж не эта ли тебе приказала – с корабельными тросами на башке?

Лите показалось, что у служанки вырвался смешок. Но она тут же замотала головой, лицо вспыхнуло. Лита следила за движениями круглого чепца – девушка была ниже ее, к тому же в испуге сутулилась.

– А кто?

– Простите… я только готовлю… убираю…

– Кто все это придумал?

– Я не знаю…

– Что за ситуация?

Но служанка будто проглотила язык. Дергала плечами, качала головой, перебирала подол тонкими белыми пальцами. Потемневший от пота воротник скособочился, и Лита заметила на тонкой шее девушки кожаный шнурок, натянувшийся под весом кулона или подвески. Служанка прижалась спиной к полкам с приправами. Тусклые каштановые волосы, невзрачная серая мышка, отвернешься – и забудешь, как выглядит.

Лита сдалась. Да и кто она такая, чтобы налетать с вопросами?

Несмотря на то что почти ничего не прояснилось, она немного расслабилась. Она здесь не одна. И на столе ее ждет тарелка грибного супа – аромат тянулся призрачными соломинками и щекотал ноздри.