Не все мы умрем - Елена Гордеева

— Нам нужно посоветоваться, — вдруг заупрямился осторожный Владивосток. — Мы вам перезвоним.

Евгения поняла, что стоит за словом «посоветоваться». Они надеются сначала получить деньги, а потом отдать векселя.

Нетушки! Она знала, как действовать. Быстро составила договор, распечатала и отправила Таечку с ним к юрисконсульту во «Внешторгобъединение». Когда из Минздрава вернулся Барсуков, договор был готов.

Барсуков вошел радостный:

— Ну, как дела? Сертификат у меня на мази. А как спирт?

— У вас кто-нибудь на Дальнем Востоке есть? — спросила Евгения.

— Есть, — откинувшись в кресле, расслабился радостный Барсуков. — Гусь лапчатый.

— Но это же Сибирь, а не Дальний Восток! — растерялась Евгения.

— А что тебе надо?

— Чтобы Гусь лапчатый позвонил Назаренко. Можно?

— Если ему дать телефон Назаренко, то можно.

— Тогда звоните своему лапчатому. Пусть Назаренко надавит на Приморэнерго и хорошенько постращает их. И тогда мы перевезем наш спирт бесплатно.

Через час Приморэнерго разговаривал с Евгенией как шелковый.

— Где Малиныч? — положила Евгения трубку.

— Малиныч сегодня с собакой. В ветеринарной лечебнице.

— Не вовремя! Опять ваш Рекс паспорт съел? Он мне нужен.

— Зачем? Хочешь послать его еще подальше?

— В Приморэнерго.

Барсуков присвистнул, а Евгения уже говорила с вошедшей в кабинет Таечкой:

— Закажи на Малинина авиабилет на ближайший рейс до Владивостока и обратно. Где он сейчас? — повернулась она к шефу.

— Ветеринарная клиника Российского общества покровительства животным. В Неопалимовском.

Евгения — Таечке:

— Вылови его. С паспортом. И составь доверенность на получение векселей Горьковской железной дороги от Приморэнерго. И тут же пускай улетает!

— А меня ты куда пошлешь? — хохотнул Барсуков, подмигнув Таечке.

— В Высший арбитражный суд. Вы говорили, у вас есть там свой человечек? С ним обязательно нужно договориться.

А что в это время делал муж Евгении? Звонил в дверь коммунальной квартиры № 34 прямо напротив Мокрухтина. Дверь распахивает старик в валенках. На валенки натянуты еще полиэтиленовые пакеты, схваченные у щиколоток резинками. Пока Смолянинов разглядывал небритого старика с одним выпученным глазом (другой был стеклянный), Завадский уставился на полиэтиленовые пакеты. И пол в коридоре вымыт каким-то странным образом: посередине дорожка чистая, а у стен грязь. Причем старая, засохшая, заскорузлая. Похожим образом выглядел пол в квартире убитого Мокрухтина. Но, конечно, по бокам такого безобразия не было.

— Вам кого? — грозно спросил одноглазый старик, подозрительно оглядывая капитана и следователя в партикулярном.

— Цецулин Михаил Иванович? — заглянув в книжку, широко улыбнулся Завадский, сразу став похожим на хомячка. — Мы из милиции. — И локтем легонько толкнул Смолянинова в бок. Мол, смотри, что сейчас будет!

— Вот и заберите его! — обрадовался одноглазый старик, показав на дверь справа. И пнул в нее валенком: — Выходи, гад, за тобой пришли!

Дверь осторожно приоткрылась. Высунулось лицо другого старика на морщинистой шее, готовою при малейшей опасности втянуть лысую голову вновь под панцирь.

«Тортила», — подумал Смолянинов.

Вдруг старая мудрая черепаха открывает беззубый рот и хрипит одноглазому:

— Пшел вон, камбала-гигант!

Цецулин моргает растерянно одним глазом и внезапно, шурша целлофановыми пакетами, убегает в свою комнату.

— Вы же интеллигентный человек, — качает головой Завадский. — Радиоинженер, конструктор. Сколько вам лет?

— Восемьдесят пять.

— А соседу?

— Восемьдесят один.

— Ну, вот видите. Вы старше его на четыре года. Вы должны быть умнее.

— Товарищи милиционеры, — начинает Самсонов, — в том, что мне восемьдесят пять лет, я не виноват. И вы такими будете. Зачем же отправлять меня в сумасшедший дом?

— Да с чего вы решили? — пожимает плечами Завадский, входя в комнату и садясь на диван. — Мы не за этим пришли.

— Тогда зачем?

— Чтобы вы рассказали нам о Мокрухтине. Да вы присаживайтесь.

Самсонов тяжело опускается на негнущихся ногах на единственный стул и долго молчит, видно, что-то обдумывая. Гости его разглядывают. Голова совершенно лысая, одни брови остались.

— Милиционеры, которые сразу после убийства приходили, тоже просили меня рассказать, что я про него знаю, — старик показывает за спину, на стену квартиры Мокрухтина, — а потом пообещали отправить меня в сумасшедший дом.

Пауза. Следователь и капитан переглядываются.

Самсонов подумал еще немножко, вздохнул и решился:

— Ну хорошо. Вы производите впечатление порядочного человека, — обратился он к Смолянинову. — У вас внимательные глаза. Я видел, вы заметили микроволновую печь. И подумали, наверно, откуда она у меня, старика-пенсионера. Мокрухтин подарил.

Старик улыбнулся беззубым ртом, как улыбаются младенцы.

— Я, конечно, взял. Купил курочку. И в печь. Курица-то в момент сготовилась. А у меня пошла горлом кровь.

Смолянинов качает головой.

Старик внимательно смотрит на него, но следователь серьезен. А качал головой потому, что был не в силах поверить.

— Вы думаете, это брак? — усмехается Самсонов. — Я, молодой человек, в электромагнитных волнах, слава богу кое-что смыслю. Там не брак, там переделка. И на этом осциллографе, — повернулся он всем корпусом и показал на прибор, — Мокрухтин был мне виден, как на рентгене. Микроволновую печь я, конечно, разобрал. Сходил в магазин, где они продаются, схемку посмотрел. Знаете, что он изменил в ней? Защитный экран убрал. Чтобы тот, кто стоит рядом, жарился, как цыпленок.

Завадский откинулся на диване — подальше от печки.

Старик довольно засмеялся:

— Да вы не бойтесь! Во-первых, она не включена. А во-вторых, генератор-то я экранировал. Мокрухтин все ждал, когда я помру. Даже врача присылал осматривать.

— Как вы с ним познакомились? — перебил старика Завадский.

— С Мокрухтиным-то? Я с ним не знакомился. Это камбала-гигант ходил к нему. У него и спросите.

«Товарищи милиционеры» разом поднялись.

Дверь Цецулин открыл мгновенно. Видно, стоял на стреме.

— Заходите. — И, как только гости вошли, плотно закрыл ее за ними.

— Как вы познакомились с Мокрухтиным? — спросил Смолянинов.