Орел взмывает ввысь - Роман Злотников

Часам раджа порадовался, долго вертел в руках сделанную из мелкой карельской березы шкатулку с довольно массивным хронометром, разглядывая золотой с насечкой корпус, богато украшенный эмалью циферблат, тонко свитые из серебра стрелки, и время от времени прикладывал к уху. А ружье пожелал немедленно спытать. Адмирал велел казаку конвоя немедля зарядить ружье и показать, как оно действует. Казак справился с этим блестяще, молниеносно зарядив оружие и тут же выстрелом разбив крупный орех на пальме, отстоявшей почти на сорок шагов от балкона, куда они вышли для испытания ружья. Раджа восторженно залопотал по-своему, а драгун перевел:

— Он выражает свое удовольствие и оружием, и стрелком. Бает, что и до того видел, как из огненного бою стреляли, но так быстро, а также далеко и метко до сего дня никто не попадал. И спрашивает, не подаришь ли ты, господин адмирал, ему вместе с оружием и стрелка. — Тут драгун едва сдержал улыбку. Ну загнул раджа, русского, православного человека как какую безделушку требует. Он бы еще купить казака попробовал…

— Скажи ему, что я не вправе его просьбе помочь. Русский человек токмо Богу и государю подвластен, а мне он токмо потому подчиняется, что государь мне над ним, как над воином ему присягнувшим, начальную власть вручил. И что за пределы сей власти выходит — то я от моего подчиненного требовать не вправе.

Раджа выслушал ответ, слегка нахмурился, а потом спросил, означает ли это, что в этом случае надобно договариваться с самим стрелком?

— И с ним тоже. Но не только. Поскольку покамест он служит, то во власти своего воинского начальника находится, а поскольку сей стрелок еще и казак, то и товарищам своим он тако же подначален.

Раджа покачал головой, усмехнулся и заявил, что у его новых друзей все устроено не очень разумно. Вот у него все воины — рабы, и он над ними властен и в жизни, и в смерти. А посему может приказать им сделать все что угодно и быть уверенным, что они это непременно выполнят. И сие кажется ему куда более разумным, потому как обучать сражаться и нанимать на службу воином свободного — глупо и опасно. Кто может гарантировать, что таковой, получив в руки оружие и научившись с им обращаться, не обернет его против того, кто ему это оружие дал? И просит передать его мнение его новому другу — русскому государю. А пока он приглашает своих новых друзей разделить с ним скромную трапезу…

Беседы о разумном и неразумном продолжались и за столом, к исходу второго часа превратившимся для адмирала в настоящую пыточную. Он, как и большинство дворян его поколения, почти поголовно подражавших царю, ел мало, а в этой трапезе оказалось почти сорок перемен блюд. Так что даже отщипывая по небольшому кусочку, он уже ко второму десятку успел наесться до отвала, но мужественно продолжал прикладываться к новому блюду, памятуя рассказы душ Сантуша о том, что иное поведение здесь считается оскорбительным.

К концу трапезы раджа завел разговор о помощи русских моряков супротив местных пиратов, несколько шаек которых утвердились на островах неподалеку и изрядно донимают и купцов, и рыбаков. Адмирал Лабушкин заверил раджу, что именно для сего дела государь и отправил сюда его с эскадрой. Но сообщил, что заняться сим он сможет только недели через две. До того же будет обихаживать корабли после долгого перехода. На сем они с раджой и расстались.

Следующий месяц был для адмирала наполнен вполне привычной суетой. Едва только два первых корабля прошли кренгование, как Лабушкин, приняв на борт местного лоцмана, взялся изучать окрестности, нанося на полученные от португальцев карты всякие уточнения — мели, банки, течения, подводные скалы и всякое иное, что потребно знать мореплавателю, коли он желает сделать чужие для него воды своими. Пираты ему на пути пока не встречались, но лоцман несколько раз указывал на некие подозрительные доу[16], время от времени маячившие на горизонте. Действительно ли это были пираты, либо просто местные рыбаки, без высадки призовых партий установить не представлялось возможным. Да и с высадкой — еще не факт. Но места, где они появлялись, адмирал велел на карте отмечать всем капитанам, надеясь позже, когда таковых сведений накопится поболее, попытаться вычислить, какой из островов более всего подходит на роль пиратского гнезда. Так прошло еще два месяца.

А потом произошло вот что.

Поскольку русские вели себя мирно, только плавая, но ни в кого не стреляя, местные пираты, на коих жаловался раджа, поначалу было попритихшие, решили, что особой опасности от этих совсем уже бледных и светловолосых пришельцев, частью сменивших тех, кто был ранее, — правда, не столь бледных и по большей части таких же черноволосых, как и местные, ждать не стоит. И принялись за свое. Так что спустя три месяца после прибытия русской военной эскадры в Бомбейский порт из дворца раджи прибыл посыльный в сопровождении трех испуганных индусов, оказавшихся купцами, корабль которых ограбили пираты. Адмирал внимательно выслушал их жалобы, повелел указать, в каком месте оные пираты на них напали, а затем посадил толмача-драгуна составить список отобранного.

К концу седмицы пострадавших от пиратов было уже пять человек. А к концу месяца — девятнадцать. И среди них были трое португальцев и один русский купец. Отправленным же в патрулирование флейтам ни один из пиратских кораблей не то что не попался, но даже и не показался на глаза. Можно было только представить, как пиратские капитаны потешались над русским адмиралом…

Введение во храм Пресвятой Богородицы в гарнизоне и на эскадре отпраздновали достойно. И хотя службу гарнизонный батюшка отец Лазарь провел во временном соборе, прошла она торжественно. После всем нижним чинам было выдано по лишней чарке хинной водки. Здесь, согласно строгому царскому повелению, дозволялось употреблять токмо такую. Стрельцы и казаки жаловались, что горька-де шибко, но отказов от оной ни единого не было.

А сразу после полуночи шесть рот Смоленского полка и две сотни казаков, куда были отобраны лучшие следопыты, были подняты «в ружье» и загружены на корабли, кои сразу после этого тихо отошли от причалов.

Рассвет встретили в море. День был пасмурным, ветер — свежим, и корабли шли в облаках брызг. К полудню впереди показалась цепочка островов, на самом большом из которых оказалась довольно большая бухта, в коей стояло несколько доу. Эскадра разделилась: три корабля, среди коих были два принявших на борт стрельцов и казаков, двинулись прямо в бухту, а остальные взяли мористее и пошли вдоль берегов острова на зюйд. Стрельцы и казаки столпились на верхней палубе, сжимая пищали. Им уже разъяснили, что эскадра вышла в море для операции супротив пиратов и что оне — десант, коий должен подавить сопротивление на суше и добыть доказательства пиратства в виде оружия, пленников и товаров, изъятых пиратами с торговых судов и переписанных сержантом-толмачом. Лица их были суровы, но спокойны. Новиков среди них не было.

Наконец корабли замедлили ход. С капитанского мостика прилетела команда: