Школа для толстушек - Наталья Нестерова

Они спускались по лестнице в гостиную. По их лицам все пытались прочесть итог мужского разговора. Итог получался странным – Лева весело подпрыгивал на ступеньках, Марк еле плелся. Рухнул в кресло и потребовал коньяка.

– Лучше шампанского, – возразил Олег – Есть повод. Мы с Ксюшей решили пожениться.

Лева некоторое время наблюдал, как мама и Тюполь душат в объятиях Тексю. Папа и дядя Вася пожимают руку Олегу. Потом Тюполь и мама лобызаются с Олегом, а папа и дядя Вася с Тексю. Словом, все выражают бурную радость, будто не ясно было заранее, чем все кончится. Лева пожал плечами и отправился в кладовку за шампанским.

Ему тоже налили в фужер. А Ксюша свой накрыла ладонью:

– Мне минералки, вы же знаете.

– Беру в жены алкоголичку, – весело сообщил Олег.

– Зато богатенькую, – подмигнула Ксюша. Все сдвинули фужеры.

САНАТОРИЙ ДЛЯ ВЛЮБЛЕННЫХ

Льву Николаевичу Толстому поверили на слово, когда он сказал, что все счастливые семьи похожи друг на друга. Возможно, природная скромность не позволила писателю уточнить – похожи в темное время суток. Днем отличия между ними все-таки имеются. Доказательство тому – компания, поселившаяся в загородном доме Ксюши.

После воссоединения семей никто резиденцию не покинул. Ирине и Марку некуда было переезжать: их квартиру по-прежнему занимали родственники Поли. Лева в Москву не рвался, потому что там не было ни собак, ни компьютера, который все еще находился в ремонте. Поля и Вася поддались уговорам Ксюши: чего вам пылиться в городе, когда можете на природе чистым воздухом дышать. Ей не пришлось долго убеждать.

Июльская Москва плавилась в знойной каракумской жаре, превращая и асфальт, и мозги в пластилин. За городом от дневного пекла можно было спрятаться в прохладном каменном доме или в тени деревьев, где большей частью и валялись собаки. Для лучшего обдува тела воздухом они принимали странные, совершенно не собачьи позы Лежали на спине мордой кверху, задние лапы широко и, . прямо сказать неприлично широко разведены, передние по-заячьи согнуты в коленках. Свора походила на больших кроликов, приготовленных к свежеванию. Если у забора появлялись люди, свора не срывалась, как прежде, с места, а лишь перекрывалась со спины на бок и вяло тявкала мол, мы на месте, службу несем.

В поселке к трем одиноким странным женщинам, у которых враз появились партнеры, отношение в лучшую сторону не изменилось. Очевидно, потому, что люди с большим удовольствием верят плохому, чем от него отказываются. Пусть не извращенки, зато садистки – все видели, как они собак побрили, и, говорят, регулярно натравливают их на людей.

Впрочем, Ксюше и ее подругам не было дела до соседей, дружить с которыми они не стремились. Хватало своих забот и общения в нетесном кругу.

С появлением мужчин режим в школе похудания полетел насмарку. Сначала отменилась утренняя пробежка и зарядка. Лева несколько дней подходил к спальням стучал в двери. И каждый раз слышал отговорки.

– Мама, пора па пробежку!

– Сыночек, я сегодня пропускаю, мне нездоровится.

– Тюполь, зарядка!

– Левочка, куколка, без меня, что-то голова болит.

– Тексю, ты бежишь?

– Нет, живот прихватило.

– Такие все болезные стали, – бурчал Лева и отправлялся досыпать.

Второе отступление коснулось диеты. Жевать шпинат и салат, когда мужчины аппетитно трескают холодный борщ, сочные отбивные и молоденькую картошку с маслом, посыпанную укропом, силы воли и действия «мозговых» таблеток не хватило. Оставалось надеяться только на «кишечные» пилюли, которые уже по своей стоимости – сто долларов упаковка – обязаны были не допустить всасывания жиров.

На тренажеры времени не оставалось. Днем заняты делами, а вечером обидно мучить себя, когда можно отдохнуть, с удовольствием поужинать и посидеть на улице в долгожданной прохладе и хороший компании. Показатель индекса массы тела у Поли, Ирины и Ксюши замер, как и стрелка весов – уже не опускались вниз и еще не лезли вверх. Освоив с помощью Даны и дамских журналов способы ухода за лицом и телом, модные направления в одежде, аксессуарах и прическах, подруги все-таки не совершили резкого поворота к изменению стиля. Они постоянно пополняли свой гардероб, но не покупали наряды в бутиках. На их взгляд, костюмчик от Армани не отличался от «Большевички», тоже не дешевой. Но Армани стоит как пять породистых щенков от рекордсменов (подсчеты Ксюши), больше собрания сочинений Достоевского (Ирина) и как три килограмма красной икры – столько не едят, по мнению Поли. Честолюбивая утеха – покупать вещи, имеющие на изнанке знаменитые лейблы, – осталась подругами не понятой. Косметикой пользовались импортной, но поддерживали отечественного и китайского производителя женского платья.

С легкой руки Левы – мальчику нравилось выдумывать новые слова путем сокращения нескольких – Ксюшин дом стали называть Санлюб. Полностью – Санаторий для влюбленных.

Однажды воскресным утром Марк по Ириной просьбе отправился за стаканом воды. В коридоре он столкнулся с растрепанной и раскрасневшейся хозяйкой поместья, которая, быстро поздоровавшись, прошмыгнула в ванную. На кухне Поля готовила завтрак. Вася одной рукой обнимал ее за талию, другой помогал переворачивать блины и шептал что-то озорное ей на ухо. Поля хихикала и называла мужа проказником.

– Просто какой-то санаторий для влюбленных, – брякнул вслух Марк, выходя из кухни с минеральной водой.

– Санлюб, – подал голос Лева. Не замеченный отцом, он читал книгу в гостиной.

– Что? – удивился Марк.

– Санлюб – Санаторий для влюбленных.

– Ты здесь насмотришься! – погрозил ему бутылкой с боржоми отец. – Я сейчас освобожусь через двадцать, нет, через сорок минут, и мы с тобой займемся… займемся…

– Пойдем на речку? – предложил Лева.

Про Санлюб Марк рассказал Ирине, она поделилась с подругами. Рассуждала на тему: у Левы, кажется, наблюдается досадная привычка к уродливым аббревиатурам и сокращениям, вроде тех, какими увлекались в двадцатые – тридцатые годы малокультурные интеллигенты в первом поколении. Для уха интеллигента в третьем звучало чудовищно: женсовет, пролеткульт, стройбумтяжмаш. Хотя, конечно, Маяковский всячески пропагандировал неологизмы. Ксюша (Тексю) и Поля (Тюполь) посоветовали Ирине не заноситься выше Маяковского, ему не зря громадный памятник установили. И чем бы Лева ни тешился, главное, чтобы за компьютером не слеп.

Название прижилось. Оно заменило безликие «тут», «у нас», «здесь», и Ксюшин дом повысился в статусе – точно английское поместье, он имел теперь личное имя Санлюб.

Лева, разговаривая с Полиными родственниками по телефону, приводил их в замешательство. На вопрос, нельзя ли пригласить к телефону Полину Ивановну, он отвечал, как ему казалось, просто и понятно: