Право Вызова - Максим Злобин

и вышел… на балкон? Ну да, я вышел на внутренний балкон огромного холла. Прямо по центру этого холла стояла старая сухая ёлка. Новогодняя по ходу. Все иголки пожелтели и осыпались, — клюкволюды сейчас как раз их подметали.

Ну. Чтобы понимать размах поместья — ёлка сейчас была выше меня, хотя я стоял в полный рост на втором этаже. Не кисло, как бы. Совсем не кисло. Потолок над холлом был стеклянным и разбитым, прямо как в зимнем саду. Балкон хоть местами и обвалился, но в лучшие свои времена шёл вдоль всех стен и уводил по меньшей мере в шесть комнат и два других коридора. Кое-где отвалилась штукатурка, кое-где по стенам пошли трещины. Свет горел через раз; первым делом надо бы поменять проводку. Но в целом…

В целом у меня появилось такое чувство, будто бы я персонаж какой-то игры, и с момента попадания всё время бегал по стартовой локации, но вот, — ура-ура! — обучение закончилось и меня допустили к открытому миру. Радостное чувство, по правде говоря. Такое. Будоражащее.

Я начал обходить все комнаты подряд. Искал, само собой, нечто определённое. Не то. Не то. Не то, не то, не то и… о, да! Открыв очередную дверь, я аж просиял.

То.

Ни одного окна. Стены, пол и потолок обиты тёмным деревом. По центру стоит массивный стол и кресло с резной спинкой. За ним, — то бишь за столом, — книжные полки.

— Кабинет главы рода, — я покатал эти слова не нёбу.

Приятно.

Теперь действительно приятно. Теперь, когда у меня в подчинении не только Кузьмич и его дочь-матершинница, эти слова больше не звучат, как издёвка.

Я прошёл по своему кабинету, — по кабинету главы рода, ага, — сел за свой стол, — за стол главы рода, — устроился поудобней и начал думать тяжкие думы. Тяжкие думы главы рода.

Разговоры. Впереди разговоры. Много-много разговоров.

И начать, конечно же, стоит с сестёр. Танюха, Ксюха и Васька. Безумно жаль, что мозг Прямухина не подкинул мне информацию о них чуть раньше, ведь тогда бы я смог подготовиться. А подготовиться стоило бы, ведь… ох…

Отношения у Ильи Ильича с сёстрами не сложились от слова совсем. Ему было на них похуй. И как следствие, им стало похуй на него. Илья Ильич был не из тех старших братьев, которыми пугают одноклассников. Он был не из тех старших братьев, которых опекают и тайком жалеют. Он был даже не из тех старших братьев, которых ненавидят и стараются как-нибудь подгадить. Да он вообще братом-то был сугубо номинально.

Еблан. Вот честное слово, еблан. И ладно бы Ксюха с Танюхой. Действительно, тут можно понять, ведь девки с ним почти ровесники. Никто никому ничем не обязан. Сложный возраст. Аристократическое воспитание. Семьи разные, да, бывает. Не сложилось.

Но вот с маленькой Васькой Илья Ильич вёл себя, как полный мудак. Безумно ласковая и тактильная девочка тянулась к нему; смотрела с обожанием, висла на шее, тянула играть, показывала рисунки, умоляла с собой погулять или почитать книжку, а он в ответ… чо? Отстранялся он, вот чо. Строил недовольный ебальничек. Отпихивал девочку, мол, уйди сопля, я не такой. Не какой, блядь⁉ Не какой, сука⁉ Не хороший брат⁉ Не нормальный, блядь, вменяемый человек⁉

Ох, блядь. Ну вот как тут не материться-то, а? Меня аж подтряхивать начало от этих воспоминаний. Мне кажется, я сейчас переживал какую-то очень редкую форму испанского стыда, когда стыдно за кого-то другого, но этот другой при всём при этом ты сам, только не ты сам конкретно, а кто-то кем ты был до тебя, но теперь вроде как уже окончательно ты и… короче, надеюсь, мысль я донёс.

— Кузьмич, — я набрал камердинера, — я тут какой-то кабинет нашёл. Ага, в дереве весь. Ага, точно-точно. Ну так вот скажи всем, что сегодня я буду принимать здесь. И пригласи ко мне девчонок, пожалуйста. Ага.

Я повесил трубку. Ну… Что ж… Приёмный день открыт.

* * *

— Сестрёнки! — радостно закричал я и кинулся обниматься.

Танюха позволила себя обнять и вроде бы даже улыбнулась, Ксюха сразу же вытянула руку и толкнула меня в грудь, мол, не-не-не, ну а Васька от перемен в поведении братика пришла в восторг. Я подхватил её, чутка щекотнул и на руках потащил за свой стол. Отодвинул кресло подальше, сел сам, а Ваську усадил на колени.

— А это кто у тебя такой? — спросил я.

В руках девочка держала небольшую черепашку. У черепашки был проломлен панцирь. У черепашки не было одного глазика и нижней челюсти. Черепашка воняла падалью, а её задние лапки двигались под каким-то уж больно сильно неправильным углом.

— Это мистер Счастливчик, — ответила девочка. — Мне его в школе дали на лето, чтобы я тренировалась. Прикольный, да?

— Очень, — улыбнулся я.

Да, Васька была некроманткой. Притом очень талантливой и очень умелой для своего возраста. Большинство одарённых открывают в себе магию лет в одиннадцать-двенадцать, а она уже в четыре поднимала всяких мёртвых насекомышей и устраивала между ними гонки.

Не удивительно, что Василиску взяли на бюджет в элитную школу с углублённым изучением палехской школы магии. Нет никаких сомнений, что девочка вырастет в могущественную тёмную повелительницу и будет зачищать Империю от таких химер, какие нам и не снились. Ну а если не просохатит шанс, то удачно выйдет замуж и вольётся в элиту.

Короче, Васька — молодец.

— А что мистер Счастливчик любит кушать?

— Ничего, — девочка посмотрела на меня, как на умалишённого. — Он же сдох давно. Илюша, я же его подняла!

— Понял.

— Так, Илья, — это подала голос Ксения. — Мы вообще-то по делу.

Ксюха проплыла по комнате аки лебедь и села напротив меня. Танюха села рядом, вот только сразу же забралась на стул с ногами, свернулась в какой-то сложный узел и положила подбородок на коленку.

Коротко резюмирую своих сестричек, чтобы их было проще различать.

Ксюха Прямухина — темноволосая, статная, уверенная в себе; прямо-таки воплощение аристократии. Тоже, кстати, некромантка, вот только слишком брезгливая для этого занятия. Магия её не интересовала и владела она ей постольку-поскольку. Больше всего на свете Ксюша, — равно как и нынешний я, — любила бабки. Умничка-девочка. В силу своего нежного возраста она пока что не научилась добывать их в промышленных масштабах, но теперь у неё есть старший брат. Уверен, что мы подружимся.

Ну а Танюха Прямухина — это жизнерадостный пиздец на шарнирах. Подтянутая блондиночка с замашками гимнастки. Нет, серьёзно. Если я сяду в такую позу, то без помощи мануальщика уже не разогнусь.

То ли магия определяет характер, а то ли характер магию, но Танюхе её дар очень подходил. Тульская школа магии. Высвобождение чистой энергии. Взрывы то есть. Взрывы, взрывы, взрывы! Если перевести с русского на задротский, то тульские маги — это беспримесные дамагеры с самой простой и понятной системой раскачки. Чем сильнее тульский маг — тем сильнее энергетический файербол, которым он шарахнет. Всё.

Что до увлечений Ксюхи и её планов на будущее… Я, по правде говоря, даже не знаю. Насколько мне известно, девушка просто наслаждалась этой жизнью. Чуть спорта, чуть тусовок, чуть компьютерных игр. Без хлопот, забот и прочего взрослого головняка.

— Что это за зелёные дикари, которые лазают по поместью? — спросила Ксюха. — Что они здесь забыли? У тебя проблемы, Илья? Это что, мутанты?

— Не совсем. Мутанты они или не мутанты, главное, Ксюш, что это мои люди. Ну а точнее наши, — я подмигнул девушке.

— Не знаю, что ты затеял, но мне это не нравится, — нахмурилась Ксюша. — Илья, мы пришли поговорить про поместье.

— Да я и сам хотел с вами связаться. Девчонки, я знаю, раньше мы не особенно-то общались, но что было то было. Надо начинать держаться вместе. Возвращайтесь в поместье.

— Да! — радостно крикнула Васька и так резко вскочила с моих колен, что у Мистера Счастливчика отлетела лапа. — Ой, — девочка полезла под стол доставать частичку своего питомца.

— Нет, Илья, — а вот Ксюха моему предложению совсем не обрадовалась. — Мы не собираемся возвращаться в глушь и жить в этих руинах. А поместье мы, по правде говоря, хотели бы продать и поделить вырученные деньги. И я, и Татьяна считаем, что отец неправильно распорядился наследством. Да, Татьяна?

— Угу, — сказала Танюха и как-то уж слишком виновато спрятала глаза.

— Так, — сказал я и чуть помолчал, подумал. — Предположим, что я соглашусь. Как ты собираешься продать поместье в его нынешнем состоянии?

— У меня есть деньги на восстановление.

— Сколько?

— Десять тысяч.

Лям, если на наши. Ох, Ксюша-Ксюша, не туда ты думаешь.

— И что ты собираешься на эти деньги