Четвертая жертва сирени - Виталий Бабенко

Светлые пушистые брови приказчика поползли вверх.

— Да как же-с! — ответил он. — Как же не помнитьто! Я ведь его и нашел. Не часто, ой не часто покойники вот так, можно сказать, у порога попадаются. Только зачем это вам?

— Описать сможете? — спросил Владимир, не отвечая. — Как он выглядел?

— Как покойник выглядел? — Петр Тихонович удивился еще больше. — Обыкновенно выглядел, мертвым то есть. Как же еще может выглядеть покойник? Воля ваша, господа, но вопросы вы задаете престранные.

— Понятно, что мертвый выглядит мертвым, — сказал Владимир нетерпеливо. — А все же — молодым он был, средних лет или старым? К какому общественному классу, например, мог быть отнесен? По одежде, разумеется?

Приказчик задумался.

— Что до возраста, — произнес он наконец, — так, скорее, молодой. Думаю, между двадцатью и тридцатью годами. Опять же — умерший выглядит не так, как живой. — Петр Тихонович изрядно помрачнел от неприятного воспоминания.

— Да-да, это мы понимаем, — нетерпеливо заметил Владимир. — А что насчет платья?

— Насчет платья… Одет он был так же, как одевается большинство наших посетителей. Сами понимаете, бродяг среди них нет.

— А вы не помните его? Не был ли он ранее одним из ваших покупателей?

Приказчик отрицательно качнул головой.

— Нет-с, не помню.

Владимир помолчал немного.

— Но как же вы его все-таки нашли? Когда, каким образом?

— Я, видите ли, в отсутствие управляющего, прихожу ранее прочих. Вот и в тот день, восьмого числа мая, господин управляющий с утра в церковь отправился, не потому что Иоанн Богослов, а потому что это день смерти его батюшки, помин души, значит, а я, таким образом, заявился сюда никак не позже девяти часов. Вижу — кто-то лежит у складской двери. Ну, лежит и лежит, бывает ведь, что бродяга какой или пропойца заночует там, где сон прихватит. Хотя, доложу я вам, у нас такое не случалось ранее, да. Подошел я ближе, тронул за плечо. Не шевелится! Мать честная — покойник! У самой двери, даже немного ее подпирает…

— А дверь была заперта? — спросил напряженно слушавший его Владимир.

Приказчик нахмурился.

— Тут вот какое дело, — ответил он, — запирать-то мы запираем, как же-с! Не знаю, что тут такое приключилось и почему дверь оказалась незапертой, а только не замкнута она была, да-с! Более того скажу: не были заперты обе двери — и черная, и вот эта внутренняя, между залой магазина и складом. — Произнеся это, Петр Тихонович как-то странно посмотрел на меня. Взгляд его показался мне неприятен — словно он что-то еще знал, да не хотел при мне выкладывать.

— И что же, — спросил Владимир, — вот так просто и лежал мертвец? Крови на нем не было? Платье в целости, не порвано?

— Нет-нет… — Приказчик запнулся. — Я же говорю, господин… господин Ульянов, я поначалу не принял его за умершего. Понятное дело, дума о мертвеце первой в голову не приходит. По крайности, в мою голову не приходит, как у кого еще, не знаю. Не привычен я, слава Богу, с мертвяками дело иметь… — Петр развел руками в некотором смущении.

— А вы показать не можете, где именно это было и как лежало тело? — спросил Владимир.

— Ну… Извольте… — нехотя ответствовал приказчик. — Если вам какая польза от этого будет.

Петр Тихонович отворил дверь, придержал ее, чтобы мы прошли, затем последовал сам. Дверь была снабжена пружиной и с тихим шелестом закрылась за ним самостоятельно. В складе было сумрачно. Свет проникал через невысокие окна, расположенные по одной стене под самым потолком. Повсюду большими стопами располагались упакованные в оберточную бумагу и прочно перевязанные бечевкой пачки книг. Пройдя через склад, мы, предводительствуемые Петром Тихоновичем, вышли во двор.

— Вот тут он лежал. — Приказчик указал рукою на место в двух-трех шагах от двери. — Ничком-с. И еще словно бы руки под голову подложил. Ну чисто спит человек. А насчет крови там, или чтоб платье в беспорядке — нет. — Петр покачал головой. — Этого не было-с. Я же говорю — будто лег тут и уснул. Да-с. Я его за плечо потряс — не отзывается. Громко так говорю: «Вставайте, господин хороший, что это вы в нашем дворе спать удумали?» — Он молчит, не шевелится. Ну, думаю, неладно дело-с. Побежал в церковь, за управляющим. Он сначала очень недоволен был, ругался даже, мол, разве можно в церкви кричать: «Покойник во дворе! Покойник во дворе!»? Но все же обеспокоился. А когда в магазин пришел, сразу понял, что человек тот давно неживой. Ну, конечно, распорядился позвать городового, затем полицейского врача сыскали. Врач и сказал: сердце-с.

— И как вы думаете — что он здесь искал, тот человек с больным сердцем? — осведомился Владимир. — Да, кстати, установлена ли была его личность?

— Как же-с! Была установлена, да. Звали его Всеволодом Сахаровым. Из дворян. Служил в отделении пароходного общества Зевеке. Это я хорошо запомнил.

— Понятно, понятно, — Владимир покивал своей лобастой головой. — Так что же, по вашему разумению, искал этот самый Сахаров здесь? Неужто вправду собирался в склад влезть?

— Не знаю, — ответил Петр Тихонович. — Может, и собирался. Не зря ведь двери были не заперты. А может, уже и лазил, и даже вышел во двор, ну, тут сердчишко и не выдержало. От испуга, например. Кто разберет, какие у него там мысли были. Я, знаете ли, в ворах никогда не значился, и причуды их разумения мне неведомы.

— С чего это вы решили, что умерший в складе человек — вор? — Владимир нахмурился.

— А вот с того, то есть, и решил, что книгу-то он, видать, из руки выпустил, только когда упал! — торжествующе пояснил приказчик. — Прямо у руки книжка лежала-с! И книжку эту, как я думаю, как раз в складе он и украл-с!

— Вот как? И что за книга? Не помните ли? — поинтересовался Владимир.

— Помню, еще бы! «Жизнь в свете, дома и при дворе» из «Библиотеки практических сведений», — ответил Петр Тихонович. По тому, как он это сказал, видно было, что сам приказчик вряд ли склонен относить сведения о жизни при дворе к разряду «практических».

— «Жизнь в свете»? — так и ахнул я.

Владимир не проронил ни слова, но большой рот его заметно приоткрылся, так что даже блеснули редко расставленные зубы.

— Именно так, милостивый государь, — подтвердил приказчик. — А что вас удивляет? То, что я ее запомнил? Во-первых, профессиональная память — мы называем ее книжной. Во-вторых же, мы как раз тогда только-только получили эту книгу из СанктПетербурга. А едва тело на спину перевернули, я еще цветок увидел. Тот господин прямо на цветке и лежал.

— Сирени?! — снова ахнул я.

— А вы догадливы, господин Ильин! — уважительно сказал приказчик. — Точно, кисточка сирени. И то сказать — что еще в начале мая-то цветет? Не обыкновенной сирени, конечно, а той, что на срезку выращивают.

Пока я приходил в себя, усваивая полученные необыкновенные сведения, Петр Тихонович терпеливо ждал. Смею думать, Владимиру тоже требовалось время, дабы стряхнуть с себя наваждение того, что французы называют «дежа вю». Я взглянул на него — Ульянов слегка повел головой из стороны в сторону, делая мне знак, чтобы я не развивал свое удивление. Наше молчание между тем протягивалось долгой паузой, и я решил прервать ее.