Смертельный треугольник - Фридрих Незнанский

— Случайность — сестра удачи, — ухмыльнулся Тихоненко. — У него был твой паспорт. Так вышло, что я в него заглянул и понял, что на моего знакомого адвоката этот неандерталец никак не тянет… Да я вру, конечно. — Тихоненко не выдержал и уже откровенно засмеялся: — Какая там, на хрен, случайность! Я же говорю, контрабанду мужик вез из Испании — героина четыре килограмма, представляешь?! С твоим паспортом. Фотография, конечно, уже его была вклеена — виртуозная, между прочим, работа. Я сижу обедаю, вдруг напарник мой врывается, кричит: «Вадим, драгдилера взяли!» Кто таков, спрашиваю. Какой-то Гордеев, говорит, Юрий Петрович. Ну у меня чуть жратва из желудка не выпрыгнула… Юра, ты что?

У Гордеева, видно, изменилось лицо, потому что тут он вспомнил голос человека, пинавшего его со словами «елкин-дрын». Этот тип стоял у него за спиной, когда Гордеев еще только улетал в Мадрид, и Гордеев пропустил его вперед, потому что тогда, как и сейчас, появился Тихоненко. Вот почему голос показался знаком!

— Значит, собачка все-таки сработала? — уточнил Гордеев.

— Винтик у нас просто чемпион, — похвастался Тихоненко. — Лучшая раскрываемость в Шереметьеве!

— Молодца. Ну так ты покажешь мне этого субчика?

— Пошли, — пригласил Тихоненко, — он в линейном отделении сидит. За несколько часов до тебя прилетел — чартером.

— Часы при нем были?

— «Омега»?

— Мои, — обрадовался Гордеев.

— Тебе их обязательно вернут, — уверенно пообещал Тихоненко. — Пока что они следователю понадобятся, сам понимаешь.

Гордеев вздохнул.

Через несколько минут его провели через служебные помещения к камере, где и сидел тот, кто его ограбил. Теперь адвокат имел возможность стать с ним лицом к лицу. И что же он увидел? Это был его ровесник, мужчина лет тридцати пяти — сорока. Дюжий мужик высокого роста с равнодушными, ничего не выражающими глазами, с лицом, не отягощенным интеллектом. Но…

На лице адвоката отразилось удивление, которое он даже и не пытался скрыть.

— Мюллер?! — сказал Гордеев.

— Ты его знаешь? — удивился Тихоненко. — Мюллер — его кличка?

— Еще бы. Я был адвокатом девушки, которая… Значит, так. Его фамилия Скворцов, он сидел в начале девяностых за убийство и получил на зоне кличку Мюллер, насколько я понимаю — за хитрость и жестокость. А я был адвокатом девушки, которая… его зарезала.

— Как это?! — оторопел Тихоненко.

— Вот так — еле откачали гада. К сожалению. И дали ему пожизненное. Но что-то я не думаю, чтобы его могли амнистировать. Очень сомнительно.

— Проверим. — Слегка обалдевший Тихоненко потер виски. — А что за девушка?

— Была такая девушка, Вера… Ее потом машина сбила. Водителя так и не нашли.

— Я понял, — сказал Тихоненко. — Надо сопоставить дату ее гибели с его побегом из тюрьмы. Или освобождением.

В тот давний февральский вечер Вера с мамой засиделись допоздна за чаем у своих давних знакомых. Вечер проходил в задушевной дружеской беседе давно знакомых людей. Собираться начали около восьми вечера. Переживать особенно не приходилось — до дома было недалеко, всего четыре остановки троллейбусом.

На зимней улице было удивительно хорошо. Хрупкие хлопья снега медленно падали на землю. Их безудержный танец в свежем морозном воздухе навевал чувство умиротворения. Даже вечерняя мгла как будто растворилась в чистой снежной белизне. Спешащие навстречу редкие прохожие не вызывали привычной тревоги и настороженности. Вера прижалась к материнскому плечу и восхищенно наблюдала за блеском снежинок в свете уличных фонарей. Мир казался добрым и ласковым, словно пушистый котенок. На троллейбусной остановке собралось довольно много народа. Поговаривали, что где-то оборвалась линия. По лицам людей, обреченно устремленных вдаль, можно было понять, что ждать транспорт бесполезно. Женщины потоптались на остановке и решили идти домой пешком.

Снег не переставал падать, покрывая асфальт толстым слоем. Мать и дочь, двигаясь вдоль дороги, перешли железнодорожные пути и оказались среди лабиринта промышленных складов. Эта часть подмосковного города изобиловала всевозможными базами со складскими помещениями и соответствующей инфраструктурой. Чтобы существенно сократить дорогу, нужно было идти именно этим путем. Женщины спешили миновать как можно быстрее это безлюдное место, понимая, что в такое время ходить здесь небезопасно.

Они прошли больше половины пути, когда из-за поворота им навстречу выскочила огромная овчарка. Внезапность нападения повергла обеих женщин в ужас, они бросились бежать, не понимая тщетности попытки. Собака бежала, остервенело лая, словно подбадривая себя перед решающим прыжком. Расстояние быстро сокращалось.

Обезумев от ужаса, мама Веры, споткнувшись, рухнула в снег. Мгновение — и зверь сцепил свои челюсти на ее горле. Вера дико взвыла и бросилась спасать самого близкого человека. Она била собаку кулаками, рвала на ней шерсть, но та не спешила выпустить добычу. Мгновения показались девушке вечностью. Она ненавидела себя за беспомощность, а сердце ее сжималось от отчаяния и безысходности. Мать пробовала отбиваться, кричать, но потом сникла, прекратив всякое сопротивление. До Веры не сразу дошел страшный, непоправимый смысл случившегося. Еще больший ужас внушала ей овчарка, которая не отходила от жертвы, продолжая охранять ее, видимо ожидая хозяина. Через минуту он действительно появился. Высокий, крепкого телосложения молодой человек в камуфляже. Он шел уверенно и спокойно. Снег падал на его бушлат цвета хаки и тут же таял. В этом невозмутимом движении был какой-то скрытый недобрый смысл. Вера еще не видела его лица, но чувствовала кожей блеск его глаз, хищных и безжалостных. С девушкой внезапно случилась истерика. Извергая проклятия, она бросилась на этого страшного человека. Однако кулаки ее не могли причинить ему никакого вреда, как и его собаке. Истеричные крики Веры таяли в пелене густого снега. Человек схватил ее за руки и с силой швырнул в сугроб. Она смотрела с ненавистью на проявление его животной силы. Чувствуя свою беспомощность, она все же набралась смелости и закричала в лицо незнакомцу: «Мразь! Ты и твоя псина за это ответите. В милиции ты не будешь таким героем!» Он подошел к ней ближе и ударил По голове. Девушка снова рухнула на землю, потеряв сознание. Человек постоял над ней, а потом сгреб в охапку и, перекинув через плечо, потащил по направлению к складу. Минут через пять он вернулся за трупом пожилой женщины. Собака продолжала сидеть возле добычи, хотя бездыханное тело почти занесло снегом. С ее окровавленной морды свисали зловещие рубиновые сосульки. Хозяин подошел к зверю и ласково потрепал его по загривку. Потом он опустился на корточки перед трупом, осмотрел глубокую рваную рану и покачал головой. Через мгновение на пустынной улочке между складскими заборами не осталось никого. Только снег падал и падал, скрывая под своей толщей место разыгравшейся трагедии.

Вера очнулась в кромешной темноте, с ужасом вспомнила все, что произошло, и зарыдала от жгучей, невыносимой боли, разрывавшей душу. Она не знала, сколько времени ей уже пришлось провести в холодной темноте. Нервная дрожь превратилась в панику. Вера кричала, билась о холодную каменную стену, которую нащупала во тьме, понимая все же, что шум, поднимаемый ею, не приносит желаемых результатов. На запястье она обнаружила наручники, которые довольно ощутимо сковывали ее движения. Человек из кошмара пристегнул наручники к трубе отопления, так что дергать их было бесполезно. Девушка могла двигаться всего метра на полтора от радиатора до костыля, поддерживающего трубу и основательно вколоченного в холодную каменную стенку. Чтобы понять, сколько прошло времени, надо попробовать посидеть хотя бы пару часов в кромешной темноте, но Вера была уверена, что сидела гораздо дольше. В конце концов это стало превращаться в невыносимую пытку. Она понимала всю нелепость и весь кошмар ситуации и почти на сто процентов знала, что живой ей отсюда никогда не выбраться. Маньяк, похоронивший ее заживо в этом склепе, меньше всего хотел, чтобы она выбралась на белый свет.