Шпаргалка для невест - Салли Лэннинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шейла пожала плечами.
— Что толку спорить об этом сейчас? Хватит о прошлом. Если бы я знала, где Пейдж, я бы тебе сказала.
— Я тебе верю. — Неожиданно для самого себя Картер спросил: — У тебя есть с собой картины или хотя бы репродукции?
Шейла кивнула.
— Мне было бы интересно на них взглянуть, только не сегодня, через несколько дней.
— С удовольствием дам тебе альбом моих работ.
Помолчав, Картер медленно проговорил:
— Но сама ты бы никогда не предложила, правда?
Шейла виновато улыбнулась.
— Меня многие называли слишком гордой и негибкой, наверное, они правы. Ты наверняка унаследовал некоторые худшие черты моего характера, но, надеюсь, что и лучшие тоже.
— Об этом лучше спросить Пейдж, — с усмешкой сказал Картер. Он посерьезнел. — Ты долго еще пробудешь в Окленде?
— Я останусь на столько, на сколько ты захочешь.
— Я рад.
Картер заметил в глазах матери слезы. Он был уверен, что Шейла не из тех женщин, у которых глаза всегда на мокром месте. Не задумываясь, он подошел к матери и обнял ее. Шейла ненадолго склонила голову на его плечо, потом выпрямилась и отстранилась.
— Картер, я хочу, чтобы ты знал: я никогда тебя не забывала, не переставала любить. Ты и Пейдж всегда будете желанными гостями в моем доме.
Картер в отчаянии стукнул кулаком по бедру.
— Я даже не знаю, где она!
— Не растворилась же она в воздухе. Вот увидишь, она вернется.
Картер возвращался домой в мрачном расположении духа. Шейла права, Пейдж, конечно, вернется рано или поздно, но какое решение она примет? Не утвердится ли она в своем намерении стать матерью-одиночкой?
В субботу Картер стоял на причале, на том самом месте, где впервые увидел Пейдж. Только увидев безлюдный берег, он понял, что втайне надеялся, что Пейдж каким-то чудом снова окажется здесь. Ее не было, зато к берегу подходил «Быстрый». На палубе стоял Эдмунд. Борт катера стукнулся о прибитые к сваям автопокрышки. Картер поймал причальный конец и привязал к металлическому кольцу.
— Здравствуй, Дональд. У меня к тебе просьба: не мог бы ты несколько минут посидеть в моей машине?
— Нет проблем.
Дональд подмигнул и вразвалочку пошел к дороге. Картер запрыгнул на борт. Увидев сына, Эдмунд недовольно произнес:
— Надеюсь, у тебя действительно важное дело. В Блэкмор-холле гости, мы не можем задерживаться.
Картер не стал ходить вокруг да около.
— Я встречался с Шейлой.
Где-то пронзительно закричала чайка. Волны шлепали о причал и о борта катера. В наступившей тишине все звуки были отчетливо слышны.
— Она подписала документ, в котором обещала никогда не возвращаться в Окленд, — наконец с достоинством сказал Эдмунд.
— Ты говорил, что моя мать умерла, а потом сослал меня в пансион!
— Картер, это было сделано для твоего же блага. Она тебя бросила… нас всех, и меня, и тебя, и Стивена. Она повела себя бессердечно.
— Она была молода и поступила необдуманно, возможно, даже глупо, но бессердечной я бы ее не назвал. Кто был бессердечным, так это ты. Ты лгал собственным детям, что их мать умерла.
— Я действовал из лучших побуждений.
— Ты не мог простить Шейле, что она тебя бросила! — вдруг осенило Картера. — В этом все дело?
— Чепуха!
— Вот почему ты устроил фальшивые похороны в Гамильтоне — чтобы сохранить лицо. И не спорь, я знаю, что попал в точку, удивительно, как я раньше не догадался.
Некоторое время Эдмунд молчал, на его лице отражалась борьба противоречивых чувств, потом он заговорил с нетипичной для него горячностью:
— Шейла околдовала меня с первого взгляда, она была такая живая, страстная, свободная… в ней было все, чего не доставало мне. А как она была прекрасна! Едва я ее увидел, как понял, что она должна принадлежать мне, только мне.
Погруженный в воспоминания, Эдмунд, казалось, стал выше ростом, выцветшие глаза засияли ярче.
— Но Шейла слишком свободолюбива, чтобы кому-то принадлежать, — проницательно заметил Картер.
Воистину для него наступил час озарений: он вдруг понял, что Пейдж чем-то похожа на его мать — она такая же свободолюбивая.
— Возможно, ты прав, — сказал Эдмунд. — Я не хотел, чтобы моя жена занималась чем-то, кроме семьи и дома, чтобы она рисовала непонятные картины и ходила в бесформенных хламидах, как это принято у богемы. Мы начали спорить, потом ссориться. Наверное, в одну из этих ссор Шейла меня разлюбила. — Эдмунд помолчал, вспоминая. — Я надеялся, что второй ребенок привяжет ее к дому, но вышло наоборот. Шейла почувствовала себя в ловушке, и у нее возникло отчаянное стремление вырваться, сбежать. И вот однажды, возвращаясь из деловой поездки, я нахожу в спальне вместо жены записку, в которой она пишет, что улетела в Европу. Я был вне себя от ярости. Конечно, моя гордость была задета, если бы правда открылась, надо мной смеялись бы не только враги, но и друзья. Но самое ужасное заключалось в том, что я по-прежнему был от нее без ума. И я сделал вид, что похоронил ее. Мне так было легче. А потом тайком оформил развод и через два года женился на Аманде.
— Ты все еще любишь Шейлу? — мягко спросил Картер.
Эдмунд наконец посмотрел сыну в глаза.
— Не знаю, честно тебе скажу. Наверное, нет, ведь прошло столько лет… Я натворил много такого, чего делать не стоило. Даже тогда я понимал, что поступаю неправильно, но не мог остановиться, я был как одержимый. А расплачиваться за мои ошибки пришлось тебе. Если тебя это хоть немного утешит, знай, что совесть мучает меня уже много лет.
Но у Картера оставалось еще несколько вопросов.
— Ты всегда держал меня на расстоянии, но не Стивена. Почему?
— Неужели не понимаешь? Посмотри на себя в зеркало, ты же точная копия Шейлы, только в мужском варианте.
Кусочки головоломки постепенно складывались в целостную картину. Картер взлохматил пятерней и без того растрепанные ветром волосы.
— Я не брал кольцо.
Эдмунд снова помрачнел.
— Еще одна моя ошибка. На прошлой неделе, когда я втолковал Стивену, что ни при каких обстоятельствах не исключу тебя из завещания, он признался, что ребенком закопал кольцо под старой яблоней. Его уже нашли и отдали ювелиру на реставрацию. Мне следовало догадаться, что ты бы не стал воровать фамильные драгоценности. Прости, Картер.
— Извинения приняты. — У Картера полегчало на душе. — Я рад, что Стивен сознался.
— То, что Стивен стал таким, каков он есть, тоже мое упущение, — вздохнул Эдмунд. — Это я его избаловал.