Роковое сокровище - Джулия Гарвуд

— Позже он вспомнит о правилах приличия и поблагодарит вас, как полагается, — уверила Джиллиан. — Спасибо вам за терпение. Он еще маленький, и уже столько перенес.

— Но благодаря тебе вышел из всех испытаний, — заметил Дилан, снова придавив ее к стулу. Девушка так и не поняла, хвалит ли он ее или старается не дать сбежать. В комнате появилась Энни с продолговатой сковородой, которую подогрела над огнем. Внутри плескалась жидкость, испускавшая омерзительный смрад. Энни, придерживая ручку тряпкой, попробовала содержимое сковороды пальцем.

— Не слишком горячая, миледи, но предупреждаю: боль будет невыносимая. Если не сдержите крика…

— Она не издаст ни звука, — твердо повторил Бродик.

Этот наглец держится так, словно констатирует факт, и Джиллиан невольно встревожили его надменные манеры. В конце концов ее дело — держаться храбро или раскиснуть. Почему он все решает за нее?

Энни мялась, очевидно, не зная, как поступить. Джиллиан подняла на нее глаза:

— Почему это называется «материнский огонь»?

И в этот момент Энни, повинуясь кивку Бродика, плеснула жидкость на открытую рану. Боль пронзила Джиллиан, всепожирающая, мучительная, острая. Руку словно опустили в расплавленное железо. Кожа горела, языки пламени проникали до самых костей. Тошнота подкатила к горлу, голова закружилась, а глаза затянуло пеленой. Она вскочила бы, если бы Дилан и Бродик не держали ее. Господи милостивый, она не вынесет! После того как отпустила первая, самая ужасная судорога, рана начала пульсировать, словно под кожу запустили горящие уголья. Она тяжело дышала, выгнув спину, стиснув веки, чтобы сдержать слезы, сжав челюсти из опасения вскрикнуть и вцепившись ногтями в руку Бродика.

Выкажи он хоть крупицу сочувствия, она непременно разрыдалась бы как ребенок, но когда она взглядом попросила у него помощи, увидела лишь бесстрастные непроницаемые глаза и сумела овладеть собой. Но не могла заставить себя отпустить ладонь Бродика, хотя, видит Бог, старалась.

И когда была уверена, что больше не выдержит ни секунды эту пытку, стало чуть полегче.

— Худшее позади, девушка, — прошептала Энни таким голосом, словно сама вот-вот расплачется. — Теперь я положу мазь и забинтую. Боль уже ослабела?

Джиллиан пыталась заговорить, но так и не смогла, поэтому едва заметно кивнула. Она смотрела куда-то поверх плеча Бродика, на трещину в стене, молясь лишь о том, чтобы не лишиться чувств. Энни проворно работала пальцами, и уже через несколько минут рана была покрыта толстым слоем белого бальзама и завернута в тряпки от локтя до запястья. Энни пришлось нелегко, поскольку Джиллиан все еще отказывалась отпустить Бродика. Теперь, немного опомнившись, она осознала, что он потирает ее ладонь большим пальцем. Выражение лица не изменилось, но эта скромная ласка произвела на нее целительное действие, словно он обнял ее и утешает.

Едва Энни завязала узелок, Джиллиан набрала в грудь воздуха, постаралась успокоиться и освободила Бродика.

— Ну вот, — облегченно улыбнулась Энни. — Завтра все пройдет. Только постарайтесь не мочить рану дня два.

Джиллиан снова кивнула и, хрипло выговаривая слова, поблагодарила женщину за помощь.

— Прошу извинить меня, — начала она, медленно вставая. Дилан поддержал ее под локоть. Она на миг прислонилась к нему, с трудом выпрямилась и склонила голову перед Энни, прежде чем выйти. Воины молча кланялись, когда она проходила мимо. Джиллиан была уверена, что за ней наблюдают, и поэтому не поддалась порыву бежать под прикрытие деревьев. Алек босиком бродил в ручье под присмотром Роберта. К счастью, мальчик не заметил, что она мчится в противоположном направлении, и не услышал, когда из груди девушки вырвалось рыдание.

Лайам сокрушенно покачал головой, глядя вслед девушке, и обернулся к Энни:

— У тебя еще остался этот самый огонь?

— Да, несколько капель.

Лайам подошел к столу, вытащил кинжал и надрезал кожу на запястье. Все друзья знали, что за этим последует, ибо Лайам считался Фомой неверующим, которого вечно обуревали сомнения, и к тому же любопытство его не знало границ.

Желая понять, что почувствовала Джиллиан, Лайам протянул руку над расстеленной на столе тканью, и приказал:

— Лей! Я сам хочу убедиться, что это такое.

Если Энни это требование и показалось безумным, у нее хватило сообразительности промолчать. Она будто попала в яму с разъяренными медведями. Эти люди считались самыми свирепыми воинами во всем нагорье, не терпевшими ни малейших обид и отвечавшими ударом на удар. Да, грознее врагов не сыскать. И друзей вернее. Энни могла считать себя счастливицей и гордиться родством с Бьюкененами, хоть и весьма отдаленным, поскольку это означало, что ни она, ни муж никогда не станут жертвами других, пусть и менее воинственных кланов.

— Твой жалкий порез ничто по сравнению с раной миледи, — проворчала она, выступая вперед, чтобы выполнить его просьбу. — Так что пощиплет немного и все.

Она опрокинула сковороду и вылила оставшуюся жидкость. Лайам не пошевелился, но, очевидно удовлетворив любопытство, кивнул Энни и вышел. За ним потянулись Бродик и остальные. Окружив Лайама, они терпеливо выжидали. Наконец тот прокаркал, как простуженная ворона:

— Чертовски гнусная штука! Хуже пытки! Не знаю, как девушка это снесла!

В этот момент подошел Роберт, перекинувший через плечо Алека, как мешок с зерном. Мальчишка визжал от восторга, пока не заметил, что Джиллиан нет. С исказившимся от ужаса лицом он спрыгнул на землю и принялся что было сил кричать, призывая Джиллиан. Роберту пришлось заткнуть ему рот.

— Она пошла в рощу, Алек. Сейчас вернется. Прекрати визжать.

Мальчик бросился к своему защитнику, не вытирая катившихся по щекам слез. Бродик подхватил его и неуклюже похлопал по спине.

— Совсем забыл, что ты еще малыш, — пробурчал он. — Джиллиан никуда не денется.

Пристыженный столь неприличным проявлением слабости, Алек спрятал лицо на плече Бродика.

— Я думал, что она ушла, — промямлил он.

— С тех пор как вы встретились, она когда-нибудь не сдержала слова?

— Нет… но иногда мне страшно становилось, — признался Алек. — Раньше я ничего не боялся. А теперь…

— Все будет хорошо, — уверил Бродик и со вздохом добавил: — Отныне ты в безопасности. Я никому не позволю тебя обидеть.

— Так и Джиллиан твердит, — вспомнил мальчик. — Она защитит меня. Ты должен позаботиться о ней, потому что она совсем хилая и тщедушная.

— Вот уж не заметил, — рассмеялся Бродик.

— Ну и напрасно. Она иногда плачет, если думает, что я сплю. Я говорил, что она в тебе нуждается. Не хочу, чтобы кто-то ее бил!

— Больше ни один негодяй не посмеет пальцем ее тронуть. А теперь перестань зря тревожиться и пойди помоги Роберту привести лошадь. Как только Джиллиан вернется, мы уезжаем.