Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений - Диана Гэблдон

— Я привез вам благословение и благодарность моего отца, — сказал принц. — Ваш сегодняшний подвиг никогда не будет забыт.

Люди, лежавшие на полу, были не в состоянии изъявлять восторг надлежащим способом, но они улыбались и бормотали все вместе слова благодарности.

Уже направляясь к выходу, Карл заметил Джейми, предусмотрительно отошедшего в сторону, чтобы грубые сапоги Шеридана не оттоптали его босые ноги. Лицо его высочества засияло.

— Мой дорогой! Я не видел вас сегодня и уже стал беспокоиться, не случилось ли чего с вами. — Выражение укоризны появилось на его красивом, румяном лице. — Почему вы не пришли на ужин в дом пастора вместе с другими офицерами?

Джейми с улыбкой поклонился принцу:

— Мои люди здесь, ваше высочество.

Принц удивленно поднял брови и открыл было рот, собираясь что-то сказать, но лорд Балмерино быстро приблизился к нему и шепнул что-то на ухо. Выражение лица Карла сразу изменилось.

— Что я слышать? — воскликнул он, обращаясь к Джейми, как всегда в минуты волнения теряя контроль за правильностью речи. — Его светлость говорит, что вы сами получили ранение.

Джейми выглядел слегка сконфуженным. Он бросил быстрый взгляд в мою сторону, желая знать, слышала ли я слова принца, и, поняв, что, разумеется, слышала, снова посмотрел на его высочество:

— Это всего лишь царапина, ваше высочество.

— Покажите мне. — Слова принца звучали обыденно, но, несомненно, являлись приказом, и грязный плед был немедленно снят.

Складки темного пледа были почти черными с внутренней стороны. Рубашка под ним — в крови от подмышек до самого низа. Там, где кровь начала подсыхать, образовывались бляшки коричневого цвета.

Дав моему солдату с черепным ранением немного отдохнуть, я подошла и приподняла рубашку Джейми. Несмотря на большое количество крови, я знала, что рана неопасна. Он стоял словно скала, и кровь уже не текла.

Это был скользящий сабельный удар, нацеленный в ребра. Ему повезло. Если бы удар пришелся прямо, сабля вошла бы глубоко в тело между ребрами. А так — неглубокий порез кожи длиной в восемь дюймов. Сейчас, когда тонкий срез кожи отошел от тела, снова потекла кровь. Здесь требуется всего лишь наложить несколько швов, и если бы не эта вечная опасность инфекции, ранение можно было бы считать легким.

Повернувшись, чтобы сказать об этом его высочеству я застыла на месте, удивленная выражением его лица.

Какую-то долю секунды мне казалось, что его высочеству, непривычному к виду крови, стало дурно от того, что ему довелось только что увидеть. Ведь даже многие опытные сестры, сняв повязку с раны, не выдерживали и выскакивали на улицу, где их начинало рвать. Но вскоре они возвращались и уже спокойно продолжали обрабатывать рану. Ранения, полученные в бою, выглядят особенно страшно.

Но здесь было что-то другое. Не являясь прирожденным воином, Карл тем не менее был ранен и истекал кровью, как Джейми, в возрасте четырнадцати лет в его первом сражении при Гаэте. Нет, решила я, заметив, что принц успокоился. Его не может испугать вид ран или крови.

Дело в том, что в данном случае перед ним стоял не какой-нибудь батрак или пастух, не какой-нибудь безымянный подданный, чей долг был сражаться за дело Стюартов. Джейми был его друг. И я подумала, что именно рана Джейми напомнила ему об этом. Ведь Джейми пролил свою кровь, выполняя его, Карла, приказ; люди пострадали в борьбе за его дело. Не удивительно, если осознание этого факта глубоко потрясло принца.

Он долго смотрел на раненый бок Джейми. Затем поднял глаза и встретился с ним взглядом. Он схватил Джейми за руку и, склонив перед ним голову, тихо сказал:

— Спасибо.

В какой-то момент мне показалось, что, вероятно, из него может получиться король.

На отлогом склоне за церковью по приказу его высочества была установлена палатка — последняя обитель павших в этом сражении. В связи с тем, что медицинская помощь прежде всего оказывалась англичанам, среди них практически не было умерших от ран. Принадлежность шотландца к тому или иному клану можно было различить только по его одежде. Всех их должны похоронить на рассвете. Макдоналд из Кепоха привел французского священника. Это был человек, согнувшийся под бременем лет. Его розовая сутана была небрежно надета поверх грязного шотландского пледа. Он медленно переходил от одного трупа к другому, творя молитву в честь каждого в отдельности:

— Даруй ему вечный покой, о Господи, и пусть вечный свет сияет над ним.

Потом машинально крестился и шел дальше.

Я уже приходила в палатку и с замиранием сердца пересчитывала убитых шотландцев. Тогда их было двадцать два. Двадцать два шотландских солдата. Теперь их численность увеличилась. Стало двадцать шесть.

Двадцать седьмой лежал рядом, в церкви, его последнем земном пристанище. Александр Кинкейд Фрэзер медленно умирал от ран, полученных в грудь и в живот. Он умирал от внутреннего кровотечения, которое невозможно было остановить. Его принесли ко мне смертельно бледного. В течение нескольких часов он лежал, истекая кровью, на поле брани один среди трупов врагов.

Он пытался улыбнуться мне, но я смочила водой его потрескавшиеся губы и смазала их маслом. Дать ему пить означало мгновенно убить его, так как жидкость хлынет в его поврежденный кишечник, что немедленно приведет к смерти. Какое-то время я колебалась, осознавая серьезность его ранения и полагая, что быстрая смерть может быть еще и легкой, но потом… Я решила, что скорее всего он захочет встретиться со священником, по крайней мере для того, чтобы исповедаться. И поэтому я распорядилась отнести его в церковь, где отец Бенин заботился об умирающих так же, как я заботилась о живых.

Джейми наведывался в церковь почти каждые полчаса, но Кинкейд держался удивительно долго, несмотря на то, что жизнь постепенно покидала его. Но на этот раз Джейми не возвращался слишком долго. Я поняла, что все кончено, и отправилась в церковь сама. Возможно, там потребуется и моя помощь.

На том месте под окном, где лежал Кинкейд, было пусто, там виднелось лишь большое грязное пятно. В палатке для мертвых Кинкейда тоже не оказалось, и никто не знал, где Джейми.

В конце концов я нашла их на склоне холма, за церковью. Джейми сидел на уступе скалы с Александром Кинкейдом на руках. Кудрявая голова Кинкейда покоилась у Джейми на плече. Длинные волосатые ноги беспомощно повисли. Оба были неподвижны, словно скала, на которой они сидели, тихие, словно смерть, хотя только один из них был мертв.

Я коснулась белой, дряблой руки Кинкейда и провела рукой по густым каштановым волосам, таким неожиданно живым на этом теле. Мужчина не должен умирать девственником, но Кинкейд умер.

— Он умер, Джейми, — прошептала я.

Джейми продолжал сидеть молча, потом кивнул и открыл глаза, будто бы смирившись с неизбежным:

— Я знаю. Он умер вскоре после того, как я принес его сюда. Но я не хотел, чтобы он умирал.