Книги онлайн и без регистрации » Приключение » Империя Вечности - Энтони О'Нил

Империя Вечности - Энтони О'Нил

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 84
Перейти на страницу:

Он произнес это так, словно сообщал о своем возрасте: «Мне тридцать один…»

— Неуязвимый, — снова проговорил Бонапарт, ожидая каких-нибудь возражений.

Но затаивший дыхание художник не нуждался в напоминаниях о том, что видит не просто бригадного генерала. Даже не просто главнокомандующего. И уж тем более не болезненно-бледного низкорослого офицера артиллерии с никому не понятными замашками.

— В детские годы, — изрек фараон Сены бесстрастным тоном адвоката, излагающего очередное свидетельство, — я дважды должен был утонуть, но меня спасали от верной смерти.

На мятежной Корсике в меня стреляли столько раз, что и не счесть. Пули свистели совсем близко, некоторые — буквально в волоске от кожи.

В Тулоне ядро из пушки сбило меня с ног, подо мной подстрелили троих коней, я получил выстрел в грудь, укол штыком в ногу и колотую рану на голове.

В Арколе подо мной разорвало еще двоих лошадей и на моих ушах остались царапины от пуль.

В Александрии — вы свидетель — вражеский выстрел испортил мой сапог.

В Маренго — это вы тоже должны помнить — меня опять задело взрывом, но я отделался ссадиной на ноге.

В этом самом году на меня совершили по крайней мере три покушения, и все закончились крахом…

Тут голос Наполеона сошел на шепот:

— Однако сегодня, сегодня…

Дальше он мог уже не объяснять. Все его поведение, осанка, трагический тон… и эта яркая вспышка над Лувром… Денону все стало ясно как день.

Художник и сам носил бремя подобных воспоминаний, их было более чем достаточно. В бытность свою шпионом в России, а затем в Швейцарии он несколько раз чудом избежал смертной казни; в разгар Французской революции безумец Робеспьер, этот архитектор царства террора, вызвал его к себе на полуночный допрос — Денон ухитрился уйти от верной гибели, втянув Робеспьера в увлекательный спор об искусстве; однажды среди египетских руин он услышал свист возле уха, поднял глаза, увидел мамелюка, перезаряжавшего ружье, невозмутимо застрелил его прямо в сердце и молча вернулся к своим наброскам.

Каждый отдельный случай оставил неизгладимый след в душе, на долгое время обострив восприятие мира, но ни один из них не мог бы сравниться с тем, что пережил Наполеон этой ночью.

— Неуязвимый, — вновь прошептал первый консул. — У меня давно были подозрения, и тогда, внутри Великой пирамиды, «красный человек» подтвердил каждое слово, но только сейчас я поверил по-настоящему.

Не зная, что ответить, Денон попытался еще раз проявить гостеприимство.

— Может, присядете?

— Бессмертный, — произнес Наполеон, и где-то в далекой ночи ударили глухие колокола.

— Рождество… — прошептал Денон.

Наполеон взглянул на него, открыл было рот, чтобы что-то сказать, затем передумал и молча улыбнулся.

Хозяин и гость продолжали смотреть друг на друга в упор. На сквозняке огонек свечи вытянулся в тонкую ниточку… Наконец Бонапарт опустил глаза, словно очнувшись от чар, развернулся и, оставив за собой запах дорогого одеколона, проворно сбежал вниз по лестнице.

С полминуты художник стоял как вкопанный, потом наконец задул свечу и подошел к окну: Наполеон торопливо сел в экипаж, заднюю часть которого, казалось, выжгло невероятным жаром, так что полопалась краска на обугленном дереве, — и укатил под грохот позолоченных колес.

Поутру Денон узнал, как все было. Недовольные роялисты прикрепили бочонок с порохом и картечью на винную телегу с расчетом поджечь его в ту минуту, когда карета первого консула проедет мимо по дороге в «Опера Франсез». Однако подвыпивший кучер невесть почему стегнул коней; те понесли как бешеные, и экипаж промчался мимо без особого вреда. Последовал вулканический взрыв. По слухам, двадцать человек скончались на месте, и десятки прохожих лишились ног или рук. Несколько лавок сгорело дотла. По всей округе вдоль Сен-Нисез летели оконные стекла. Побывав на месте, Денон увидел шеренгу черных деревьев, над которыми все еще поднимался дым. На булыжниках мостовой сверкали осколки стекла. В придорожных канавах темнела густая кровь, чего не встречалось в Париже со времен Революции. Военные соскребали с фасадов останки конских и человеческих тел. Художник с отвращением отшатнулся, ощутил под ногой нечто мягкое — и обнаружил, что наступил недетскую ладошку.

Жестоко, мерзко? О да, и к тому же до боли знакомо. Денон отчаянно попытался отыскать в происходящем хоть что-нибудь положительное (в тысяча семьсот семьдесят восьмом году, посетив зловещую Этну, он решил про себя, что более всего плодородная страна процветает именно в окрестностях действующего вулкана), но вскоре, отказавшись от этой затеи, в великом смятении побрел домой. Одно дело — наблюдать извержение издали, и совершенно другое — когда оно касается лично вас; изучать мифологию в уютном кабинете — далеко не то же самое, что жить рядом с героями, сошедшими на улицы с древних страниц. Вдобавок не нужно было быть великим пророком, чтобы предвидеть в будущем новые взрывы, новые реки крови. Денону оставалось лишь тайно молить судьбу об отсрочке и смягчении приговора.

Когда он вернулся к себе, оказалось, что ветер ворвался в комнату и разбросал египетские эскизы, словно сухие осенние листья. Денон принялся собирать их и на какое-то время обрел чувство внутреннего порядка, ведь на его глазах дни, полные грозных опасностей и волнений, здесь превратились в историю, в коллекцию воспоминаний и побед, неправдоподобно безобидных на расстоянии.

— Как ты думаешь, — вполголоса спросила Жозефина, — этот монумент могли воздвигнуть в честь какой-нибудь царицы Нила?

— Вполне вероятно, — сказал Денон.

— А как по-твоему, настанет время, когда что-нибудь в этом роде воздвигнут и в мою честь?

— Полагаю, твой муж именно это и собирается сделать, — отвечал Денон, хотя ему и не нравилось направление разговора.

Стоял декабрь тысяча восемьсот третьего года. Художник и супруга Наполеона, вот уже лет десять связанные крепкими узами дружбы, были вдвоем в роскошной стеклянной оранжерее Мальмезона, великолепного замка, принадлежащего Бонапарту и расположенного в шести милях от Парижа. Жозефина пригласила Денона, чтобы похвастать последними приобретениями — оба они с почти детской увлеченностью собирали произведения искусства, различные артефакты, диковины и военные трофеи, — но разразилась гроза, ужасная и немилосердная, словно полк мамелюков, и гостю с хозяйкой пришлось укрыться под сводами теплицы в окружении обелисков, изваяний, прозрачных водопадов и пышного шатра из карибских цветов, знакомых Жозефине по ее детским годам на Мартинике.[51]

— Мой муж, — произнесла она с застенчивой улыбкой, — сильно переменился после Египта, ты не находишь?

— Оттуда еще никто не возвращался прежним.

— Но Бонапарт в особенности. Согласись, ведь он стал похож на деспота?

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 84
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?