Зыбучий песок - Джон Браннер

Пол ожидал, что первые признаки затруднений появятся у Арчин, когда дело дойдет до обратной цветовой последовательности – теста, в котором нужно восстановить фигуру, используя карточки контрастных цветов. Но она ухватила суть так быстро, что сестра Дэвис едва успела нажать кнопку секундомера.

«Черт возьми, можно не смотреть в инструкцию – она бьет все рекорды.» Он повернулся, чтобы достать из коробки следующий набор: тест Пассалонга, дальний родственник хорошо известной детской головоломки, где за определенное время нужно восстановить разрезанный на куски квадрат.

Вернувшись к столу, он обраружил, что Арчин выкладывает из кусочков картона, оставшихся от предыдущего теста, забавные фигурки мужчины и женщины.

Подняв на него глаза, она рассмеялась, смахнула в сторону свою мозаику и наклонилась вперед, чтобы заняться Пассалонгом. Он выждал некоторое время, потом решив, что она поняла, что от нее требуется, скомандовал начинать.

Она некоторое время сидела, не прикасаясь к тесту, так, что он уже подумал, что надо повторить объяснение. Но как только он собрался это сделать, Арчин вдруг встрепенулась и несколькими быстрыми экономными движениями сложила картинку.

Насколько он мог судить, она выбрала самый рациональный путь, причем с первого раза, не перекладывая заново.

«Она движется к отметке 150. Может, даже немного выше.» Дальше шел последовательно-осязательный тест: разложить наощупь карточки в том же порядке, в каком показывает экзаменатор. Сначала всего четыре. Потом больше.

Когда она безошибочно справилась с семью, прилагавшимися к этому тесту, Пол не устоял перед искушением и добавил еще две из другого набора. Арчин так же быстро и без единой ошибки расправилась со всеми девятью.

«Я сам даже близко не могу сравняться с ее способностями!» Вздохнув, Пол достал из коробки последний набор. Если она так же легко справится и с этими заданиями, придется искать усложненные, а они уже без слов наверняка не обходятся.

Последняя группа тестов призвана была проверить распознавание образов: сначала простое сравнение, потом задачи на понимание топологической идентичности, включая инверсию, зеркальное отражения и деформацию, и к концу шли действительно сложные – такие, за которые Пол сам бы не вдруг взялся, основанные скорее на аналогиях, чем на идентичности.

Здесь наконец-то нашлось несколько задач, с которыми она не справилась, но они были среди самых трудных, и Арчин приняла совершенно правильное решение, отставив их в сторону, раз не смогла додуматься сразу, так что закончила задание в положенное время.

«А ведь ей это нравится. Посмотри, как сверкают глаза.» Что ж: Оставался один тест, слишком субъективный на его взгляд, но по мнению экспертов адекватно коррелирующий с коэффициентом g. Он дал ей лист бумаги, карандаш, убедился, что она понимает слово «рисовать» и попросил изобразить человека.

Пока она занималась рисунком, Пол подошел к окну – посмотреть таблицу, в которую сестра Дэвис записывала время. Он сравнил результаты с нормативами и ошеломленно покачал головой.

– Что-нибудь не так, доктор? – озабоченно спросила сестра.

– Если бы, – буркнул Пол. – Было б не так жалко держать ее в Ченте.

– У нее ведь очень хорошие результаты, правда?

Пол кисло усмехнулся.

– Она уложилась по времени почти во всех тестах, значит, набрала почти сто восемьдесят баллов. И это бессмысленно. Один мой профессор говорил, что тест на коэффициент интеллекта достоверен до ста двадцати, сомнителен до ста пятидесяти и смешон выше, потому что объект тестирования может оказаться умнее автора. Но время, кажется, истекло.

Сестра Дэвис подошла к Арчин и заглягула ей через плечо. Через секунду она весело рассмеялась.

– Поздравляю, доктор. У вас теперь будет, что повесить на стену!

Пол недоуменно уставился на рисунок Арчин. Сестра Дэвис была права. Он держал в руках один из самых искусных карандашных портретов, которые когда-либо видел, и изображен на этом портрете был он сам.

Боярышниковая изгородь, видневшаяся из окна ординаторской, расцвела так густо, что казалась заметенной снегом. Глядя на нее, Пол размышлял о двух главных своих проблемах – Арчин и Айрис.

После демонстрации своих незаурядных способностей Арчин стала для него еще загадочнее. Поведение ее в последнее время было вполне разумным, и срывов вроде того, когда она набросилась на медсестру в Бликхемской больнице, больше не случалось, если не считать легкой ссоры с новой санитаркой, которая вопреки всем вокруг известному вегетарианству Арчин и распоряжению Пола пыталась заставить ее есть тушеное мясо. Это наводило на мысль, что сестра Дэвис дала девушке самую верную характеристику – чужая.

С другой стороны, ее успехи в английском были столь ошеломляющими, что Пол засомневался, действительно ли она учит его впервые. В голову приходили две возможности: она могла вспоминать забытое или просто притворяться. Второй вариант казался менее вероятным. Шумахер твердо стоял на том, что никто не в состоянии изобрести совершенно новый язык так, чтобы филологи не распознали подделку. Однако нельзя было забывать о ее без преувеличения гениальных результатах во всех без исключения тестах; возможно, человеку со столь выдающимися способностями это и под силу.

Откладывать разговор с Айрис становилось все труднее. Сталкиваясь с неизбежностью, Пол чувствовал все меньше и меньше уверенности в том, что ему удастся примирить Айрис с беременностью. Ему нужно было сейчас любое подтверждение своих сил, и он надеялся получить его, разгадав головоломку Арчин.

Она быстро набирала словарь, после чего должна была, наконец, рассказать, хотя бы приблизительно, о своем происхождении. Он постоянно спрашивал ее об этом, раздражаясь все сильнее из-за ее уверток, и сегодня почти окончательно уверился, что она лжет, когда заявляет, что ей не хватает слов.

Он уже почти собрался поймать ее за руку, но в последний момент призвал на помощь все свое профессиональное самообладание и сообразил, что эта ложь может быть вызвана какой-то глубокой психической травмой. Ему стало стыдно, что он чуть не сорвал зло на больной за то, в чем она не виновата, и в чем не могла ему помочь. Из всех врачей Чента кому, как не бывшему сумасшедшему Полу Фидлеру, понять весь ужас этой беспомощности.

Он отпустил ее в палату, и едва дождавшись, когда он останется один, очередное катастрофическое видение схватило его мертвой хваткой: из-за того, что он накричал на нее, Арчин теряет к нему доверие, вообще отказывается общаться с врачами и погружается в глубокую апатию, которая не оставляет ей никакой надежды выбраться когда-нибудь из Чента. Это настолько вывело его из равновесия, что он почувствовал, что не может больше работать, и раньше времени отправился за своей порцией чая с бисквитами.

Торопиться не стоило. Он это понимал. Лучше всего подождать, когда Арчин почувствует, что способна без затруднений высказывать свои мысли и начнет бегло говорить, но предсказать, когда это произойдет, не мог никто, включая ее саму.