Слишком много женщин - Рекс Тодхантер Стаут

– И кому же Нейлор сделал такое признание?

– Не могу сказать… То есть я знаю об этом только понаслышке. Насколько я понял, он признался вам, а вы передали его слова президенту компании.

– И кто вам рассказал?

– Не помню. – Френкель успел оправиться. Голос уверенно гудел, глаза с прежним тщанием изучали мое лицо. – Моему разуму не присуще удерживать подобные фактические детали. Тогда как предметы интеллектуального свойства…

– Бред! – с горьким отвращением сказал Кремер. На какой-то ослепительный миг ему померещилось, что вот-вот прозвучит признание, а теперь этот вздор! Он нацелил в лицо Френкелю наполовину изжеванную сигару, потряс ею и твердо произнес: – Это Гвинн Феррис вам рассказала, не так ли?

– Говорю же, не она.

– А я говорю – она! Так вышло, что мне… Чего надо?

Последний вопрос прозвучал в адрес стража порядка, который осмелился подступить к столу. Тот поспешил ответить:

– Прибыл сержант Готлиб, сэр. С ним та женщина, Феррис.

Кремер прожег его взглядом:

– Подержите ее где-нибудь, пока я не… Впрочем… – Он глянул на Френкеля, на меня. – Отчего бы и нет?

– Конечно. Отчего бы? – согласился я.

– Тащите ее сюда, – распорядился Кремер.

Глава 21

Гвинн Феррис вошла в кабинет, словно бы не подозревая или не беспокоясь о сержанте полиции, который буквально дышал ей в затылок. Постояла на пороге, озираясь в большом помещении, потом приблизилась к столу.

– Привет, Бен, – тепло и мелодично пропела она. – Подумать только, тебя-то как сюда занесло? – Не дожидаясь ответа, ее взгляд метнулся к Кремеру, а затем и ко мне. – О! Значит, вы все-таки полицейский!

Надо признать, застичь мисс Феррис врасплох было непросто. Причем это в равной степени относилось как к присутствию духа, так и к внешнему облику. Какой-то коп выдернул Гвинн из постели в пятом часу утра, дождался, когда она оденется, и доставил в участок в патрульной машине, а она все так же свежа, чиста и прелестна, как в тот миг, когда, обратив ко мне ясный голубой взор, призналась, что не умеет писать без ошибок.

– Присядьте, мисс Феррис, – разрешил Кремер.

– Благодарю вас, – с сарказмом ответила она и уселась на стул в паре шагов от Френкеля. – Ты ужасно выглядишь, Бен. Удалось хоть немного поспать?

– Да, – с глубины в милю прогудел ответ.

Тогда Гвинн обратилась к нам с Кремером:

– Я почему спрашиваю, мы ведь расстались всего несколько часов назад. Ходили танцевать. Но Бен, наверное, уже все вам рассказал? Хорошо хоть завтра не надо на работу. Значит, вы инспектор полиции, мистер Честнотт, или как?

– Это неописуемо, просто неописуемо! – с чувством объявил Бен Френкель. – Я не говорил, с кем сегодня танцевал, потому что думал, полиция сразу бросится к тебе, чтобы подтвердить алиби. И они все равно это сделали, без всяких причин. Они хоть прилично себя вели? Не грубили тебе?

Харри Энтони переживал из-за Розы, Френкеля заботит благополучие Гвинн. Я сделал мысленную пометку бросить попытки понять женщин и вместо этого попытаться понять мужчин.

– Нет, полисмен был довольно галантен, – великодушно сообщила Гвинн.

Кремер покрутил головой, переводя взгляд с одного на другую, и бросился в атаку:

– Итак, вы провели вдвоем весь вечер. Это так, Френкель?

– Да. Мисс Феррис сама вам сказала.

– Давайте отвлечемся от ее слов. Так или нет?

– Да.

– А потом, мисс Феррис, мистер Френкель проводил вас домой?

– Ну конечно проводил!

– И когда вы вернулись домой?

– Сколько же было, Бен? Примерно…

– Я вас спросил.

– Ну, в свою комнату я поднялась примерно без пятнадцати час. Разумеется, поднималась я одна. С Беном мы немного поболтали внизу.

Кремер меня удивил. Он редко говорит пошлости, оставляя это подручным, но сейчас прямодушно гаркнул:

– Однако, когда Уолдо Мур провожал вас домой, поднимались вы не одна, правда?

Бен Френкель пружиной взлетел со стула, сжав кулаки и подобрав локти. Прохлаждавшийся сзади коп придвинулся ближе. Я и сам немного напрягся, не зная, на что способен разгоряченный Френкель. А вот Гвинн, похоже, знала это точно, потому что в один миг оказалась на ногах и обеими руками схватила его за лацканы плаща.

– Ну же, Бен, лапочка! – Нотки мольбы, подпущенные в ее чудесный голос, расплавили бы кусок металла. – Ты ведь знаешь, что это неправда. Я ведь рассказывала. Он специально тебя дразнит, и все. – Взявшись покрепче, Гвинн надавила на Френкеля. – Посиди смирно и не смей даже слушать такие вещи!

Колени Френкеля дрогнули. Она поднажала еще, и Бен снова оказался на стуле.

Усевшись сама, она обратилась к Кремеру:

– Про меня и Уолдо Мура каких только слухов не распускали, но я смогла устоять. Теперь я стала сильнее, и вся эта гнусность больше меня не трогает. Я просто не обращаю на нее внимания.

Стало быть, проведенный Кремером запрещенный прием успеха не принес. Тогда он испробовал иной подход, спросив:

– Отчего вам так не терпелось узнать, что́ написал Гудвин в своем отчете касательно смерти Уолдо Мура?

– Гудвин? Какой еще Гудвин?

– Честнотт, – объяснил я. – Приятно познакомиться. Моя фамилия Гудвин.

– Вот как! Рада, что вы сказали. Так, значит, вы выдавали себя за…

– Я спрашиваю, – проскрежетал Кремер, – почему вам так хотелось узнать, что́ он выяснил про гибель Мура.

– И вовсе мне не хотелось. Совершенно не хотелось этого знать.

– Тогда зачем вы пробрались в его кабинет и рылись в его бумагах?

– Ничего подобного! – Гвинн посмотрела на меня с упреком. – Это вы ему сказали? После того как я объяснила, что думала, будто вы еще ждете, и решила, что вы могли оставить какое-то рабочее задание…

– Ну конечно! – оборвал ее Кремер. – Все это я уже слышал. Вы упрямо стоите на своем, так?

– А что? Это ведь правда!

В своей стойкости перед лицом несправедливых обвинений Гвинн была великолепна. Настолько, что у меня руки чесались покрошить ее на тонкие ломтики и отправить на сковороду. Так бы и слопал.

Кремер тоже глядел на нее во все глаза.

– Послушайте, мисс Феррис, – уже спокойнее заговорил он, – все эти игры никому не мешали, пока речь шла о расследовании обстоятельств давней и, по всей видимости, случайной смерти. Гудвин спрашивал, что́ вы забыли в его бумагах, и никто сильно не переживал, когда вы не хотели говорить ему правду. Так вот, теперь шутки закончились. Мы знаем, что Мура убили. Поверьте на слово, его убили. Это все меняет, не так ли? Вы не хотите нам помочь? Если сами не замешаны в убийстве – а я в это не верю, – что мешает вам рассказать правду? Спрошу еще раз: зачем вы