Морской охотник - Сергей Зверев

— Вы себя хорошо чувствуете? — спросил Кравцов, откровенно говоря, надеясь на отрицательный ответ. Это позволило бы отложить решение проблемы на неопределенный срок.

— Да. Я в порядке, — сказал американец и посмотрел на врача выжидательно.

— Подождите немного, мне нужно связаться со своим… начальством, — последнее слово Кравцов произнес по-русски, не найдя у себя в памяти подходящего английского аналога. Но американец, кажется, понял. Он спокойно кивнул и откинулся на подушку.

Кравцов отправился в ординаторскую и позвонил в администрацию, Берегову.

— А кто его спрашивает? — отозвался в трубке приятный женский голосок.

— Борис Михайлович Кравцов. Скажите ему, что это насчет американца.

Через несколько секунд в трубке послышался голос Берегова:

— Что там у тебя такое, Борис Михайлович? Только не говори, что янки коньки отбросил.

— Не скажу. Наоборот — выздоровел. Сергей Степанович, что мне с ним теперь делать? Его выписывать нужно, но куда он пойдет?

На том конце трубки воцарилось молчание. Берегов подсознательно полагал, что до тех пор, пока все официальные проблемы с пересечением американцем государственной границы России не будут урегулированы, тот останется в госпитале. Но если врач говорит, что янки выздоровел, то оставлять его в больнице, пожалуй, не стоит. Конечно, не нужно впадать в крайности, но ведь он все-таки незаконно проник на российскую территорию. Вдруг он и правда какой-нибудь шпион? Покойный Гаранин явно это подозревал, иначе не ночевал бы в его палате. А у Гаранина, как у сотрудника ФСБ, могли быть на это веские причины, о которых он не знает. Значит, лучше перестраховаться и поместить американца под охрану. Тем более что с нарушителями границы по закону так делать и положено. Конечно, обращаться с ним следует максимально вежливо, но об этом он ментов особо предупредит.

— Вот что, Борис Михайлович, — сказал наконец Берегов. — Выписывай его, но пока никуда не отпускай. Скоро за ним приедут.

— Кто?

— Военные. Он ведь по закону нарушитель границы, и раз он теперь здоров, его нужно поместить под охрану.

— Он же старик совсем! — возмутился Кравцов.

— А что ты предлагаешь? Может, мне его к себе в гости пригласить? Или это ты сделаешь? В конце концов, никто его в карцер с крысами кидать не собирается, у нас и нет такого, сам ведь знаешь. Просто пусть посидит в комендатуре, пока мы всю официальную волокиту по его вопросу не закончим. Там у пограничников ему будет вполне комфортно.

— Хорошо. Тогда я на него оформляю бумаги и жду, — сказал Кравцов.

— Именно так, — подтвердил Берегов и отключился.

Кравцов, повесив трубку, некоторое время был искренне возмущен тем, что спасенного старика собираются посадить под арест. Но потом, чуть успокоившись, пришел к выводу, что Берегов по-своему прав. В самом деле — настоящей тюрьмы на острове нет. Даже менты, если приходится кого-то сажать, что, впрочем, бывает крайне редко, пользуются бревенчатым домиком за погранзаставой, где у военных гауптвахта. А условия там вполне приличные, если не считать отсутствия свободы. Но как раз свобода-то сейчас американцу и ни к чему.

«Уазик» военных прибыл минут через десять после того, как Кравцов закончил оформлять документы. Он хотел было объяснить американцу, куда его повезут, чтобы тот не перепугался, но с его знанием английского это оказалось невозможно. Зато один из прибывших пограничников, молодой старлей, знал английский прекрасно. Он очень быстро объяснил Меллингу ситуацию. Возражать американец не пытался, — во-первых, понимал, что без толку, а во-вторых — зачем? Все равно сразу обратно в Адак его не отпустят, а жить где-то надо. Была и еще одна причина. Меллинг был неглуп и, узнав о том, что случилось утром, истолковал все совершенно правильно. Рассказ «океанолога» о ночном визите японца явно был правдой. И убить хотели именно его, а не русского контрразведчика, тот погиб по ошибке. Значит, оказаться сейчас под надежной охраной для него даже хорошо.

Гарнизонная гауптвахта представляла собой маленький бревенчатый домик, расположенный метрах в десяти за погранзаставой. Когда пограничники привезли туда Меллинга, перед ними возникла неожиданная проблема — единственная камера была уже занята. Там с утра сидел привезенный ментами Полундра. Других подходящих помещений просто не было — проштрафившихся военных всегда сажали в одну камеру. Места там было достаточно человек на десять, а больше четырех арестантов зараз последние тридцать лет в гарнизоне не бывало.

— Ну и пусть вместе сидят, — сказал лейтенант, командовавший пограничниками, которые привезли американца.

— А если он ему что-нибудь сделает? — спросил часовой, которому совершенно не хотелось в случае чего оказаться крайним.

— Кто? Кому?

— Ну, этот, Павлов. Он уже одного убил, а вашему старикашке надо немного — чуть ткни, он и развалится.

— У меня приказ — поместить американца сюда, — резко сказал лейтенант. — Ничего с ним не случится.

— А если…

— Я же сказал — у меня приказ.

С этим было не поспорить, и часовой нехотя позволил ввести янки в дом.

— Будет что нужно — крикнете, — сказал лейтенант, отпирая дверь камеры. — Если какие-нибудь жалобы возникнут — через часового. Надеюсь, что надолго вы здесь не задержитесь.

Американец кивнул и перешагнул порог. Дверь у него за спиной захлопнулась.

Камера была довольно приличная. Чистый пол, добротные дощатые нары, прикрытая крышкой параша в углу — оттуда шел сильный запах хлорки. В дальнем углу камеры, на нарах, сидел Полундра. Когда спецназовец увидел американца, брови его стремительно поползли вверх — уж его-то он здесь увидеть никак не ожидал.

— А ты сюда как попал? — по-английски спросил он, поднимаясь с нар и шагая Меллингу навстречу. — Или тоже убил кого?

Меллинг также удивился, увидев лжеокеанолога.

Но быстро справился с собой.

— Выздоровел я. Вот сюда и определили, — спокойно ответил он, осматриваясь по сторонам. Что ж, все было не так плохо, как он ожидал — в русской тюрьме могло оказаться и куда хуже.

— Садись тогда, что стоишь, — сказал Полундра, возвращаясь на свое место.

Меллинг сел. В камере повисло молчание — ни Полундра, ни американец не спешили начинать разговор. Полундра, которому с трудом верилось в такую удачу, боялся ее спугнуть. Полезешь сейчас к американцу снова с вопросами — подумает, что нарочно сюда подсадили, и говорить не будет. Нет, лучше ждать, пока старик сам заговорит.

Меллинг же сейчас пытался проанализировать все, что знал о случившемся ночью и вечером. Теперь он полностью верил в рассказ этого русского о том, что ночью по его душу приходил японец. Смерть российского контрразведчика это однозначно подтверждала. Тогда получается, что этот Павлов спас ему жизнь. Если бы он не остановил японца, то русские сейчас расследовали бы смерть американского подданного Джейка Меллинга. Выходит, именно с ним можно быть полностью откровенным. Разумеется, никакой он не океанолог, но какая теперь разница?