Призыв - дело серьезное. Ошибка в ритуале - Любовь Черникова

Болотные духи! Чем я так сильно разозлил богиню плодородия Раэссу?

Оставаться рядом с дайири — опасно. Опасно для нее. Я обещал ей выбор, но если останусь его уже не будет. Именно поэтому следует уйти и немедленно. Какие уж тут разговоры?

Что-то совсем не по плану пошел наш разговор, думается мне пока, сидя на полу, бесцельно перекладываю сброшенные со стола предметы с одного места на другое. То и дело ловлю себя на том, что прижимаю пальцы к груди чуть пониже ключиц — туда, где кулон превратился в крылатое солнце.

Я почти уверена, что точно так же сработал на демоне артефакт абсолютного подчинения, который я стащила у тетушки, и это пугает.

Что я натворила? Что сделал со мной он?

«Теперь мы квиты» — звучит рефреном в голове голос Ареса. Горько-сладкие ноты, словно он и торжествует, и грустит одновременно. Даже в виде воспоминаний его тембр вызывает мурашки по коже.

Тру пальцами грудь снова и снова. Но ни кулона, ни татуировки в виде крылатого солнца словно и не было. Что все это означает? Что за странное оцепенение меня сковало? Почему не сопротивлялась по-настоящему? Во мне все еще достаточно магии, и ни намека на истощение. Почему не призвала никого из фамилиаров? Не использовала стандартные заклинания из общего курса магии, хотя бы защитные? Почему таяла в его руках как вешний снег?

И снова трогаю место, где приятно покалывает. Что это была за магия? Арес меня тоже хотел подчинить? Слова почти те же, но последнее — иное.

Жмурюсь и стискиваю виски руками. Нет! Нет! Не хочу! Только не со мной! Я не стану одной из них. Из тех несчастных, кто отдал себя в руки демонам!

От запоздалой паники начинает ощутимо потряхивать. Оставив в покое разбросанные конспекты и магические принадлежности, иду к зеркалу. Растягиваю ворот блузки в стороны и долго стою, рассматривая грудь. Ничего. Ни намека на то, что в мою кожу впитался какой-то камень, ни отблеска волшебной татушки. Да и я сама не чувствую толком никаких изменений, но это только больше пугает.

Рассеянно закусив губу, опускаюсь на кровать. Как же быть? Может, демон не желает уходить из нашего мира, и для этого связал наши жизни? Стоит мне изгнать его или развоплотить и сам тоже умру?

Мы проходили эту тему, но больше в теории, ведь никто в здравом уме не свяжется с настолько сильным существом. И только сумасшедший с «альфой»!

Новая волна паники, заставляет выскочить из комнаты и барабанить в дверь спальни Гейл. Проклятийница отворяет с таким сонным видом, словно спит уже несколько часов, а не пила шокол в гостинной еще четверть часа назад.

— Тебе чего? — неприветливо интересуется она.

— Проверь пожалуйста, меня не прокляли случаем?

— Ирис, у тебя паранойя, — тем не менее подруга внимательно присматривается сквозь линзы неизменных очков. Она в них и спит что ли? — Все с тобой хорошо, Кроу. Ни единого пятнышка на ауре. Никаких помутнений, ни эманаций, ничегошеньки.

— Мандрейдж, ты уверена?

— Если тебе так необходим обратный эффект, так и скажи. Это я запросто организую, — угрожающе щурится проклятийница.

— Нет-нет! — спешу отказаться от такой сомнительной помощи. — Спасибо, Гейл! Спокойной ночи!

Спешу скрыться в своей комнате.

Как же быть? В истинное положение вещей никто не посвящен. Я не могу рассказать друзьям правду про Ареса Дарро. Но мне жизненно важно с кем-нибудь посоветоваться.

Отчаявшись зову, фей и ворона. Последний выглядит как-то несуразно. Перья топорщатся так, словно он приболел. Цилиндр смят в гармошку и сидит криво, и ни намека на привычный лоск темного духа.

— Ир-р-рис, ты увер-р-рена, что можешь себе это позволить? — намекает ворон на потраченные мной магические силы. И на то, что я его призываю в который уже раз за последние сутки.

С одной стороны он прав, но с другой…

— Не переигрывай, Птиц. Я восполнила резерв, да и в лазарете побывала. Со мной все в порядке.

Встрепенувшись, ворон принимает обычный франтоватый вид, к которому прибавляется толстенная сигара в широко раскрытом клюве. Он демонстративно вынимает карманные часы на цепочке откуда-то из-под крыла. Вслед за ними вываливаются два пера, и крапленая карта. Все как обычно растворяется черной дымкой, не долетев до пола.

Закатываю глаза.

— Птиц, тебе бы в театре играть. Ты фамилиар, или кто?

— Ирис, ну его! Пусть рисуется, а ты пока расскажи все нам. У тебя что-то случилось? — наперебой гомонят Гелла и Элла, кружа вокруг меня и осыпая волшебной пыльцой.

Вздохнув, раздвигаю пошире ворот блузки, но это вызывает лишь молчаливое недоумение у моих самых сообразительных фамилиаров. Разозлившись, стягивая блузку совсем и швыряю на кровать.

— Ну?

— Кх-Карр, — давится воздухом ворон и тактично отворачивается в сторону.

— Ой, какое симпатичный бельишко! — умиляется Элла.

— А грудь стоило бы побольше отрастить, — скептично кривится Гелла. — С такой трудновато в жизни придется. Но не расстраивайся, уверена что-нибудь можно сделать.

— Ой, Ирис! — расстроенно охает Элла и корчит такое скорбное лицо, что я еле сдерживаюсь, чтобы не развоплотить всех троих.

Навечно.

— Да ну вас!

— Дур-р-ры! — неожиданно поддерживает меня ворон. — Хозяйка, объясни, что от нас тр-р-ребуется?

Обиженно зыркнув на грудастых фей, обращаюсь к Птицу:

— Тот демон. Он что-то со мной сделал. Я не знаю что. Не пойму.

Пересказываю все в подробностях, и все трое рассматривают место, где было крылатое солнце, без лишних разговоров.

— Можно? — склонив голову набок, спрашивает ворон.

Глаз предупреждающе сверкает алым.

Он говорит о том, что требует высшей степени доверия. Такой, какая может быть лишь между призывателем и его самым первым фамилиаром.

— Давай, — машу рукой, снимая все ментальные блоки.

Морщусь в ожидании. Когда в твоем разуме хозяйничает темный дух, ощущения не из приятных.

Птиц стремительно срывается с края стола, и за миг до того, как врезаться мне в грудь, превращается в темное облако. И почти сразу же кубарем отлетает в сторону, теряя призрачные перья.

— Я не могу! Ир-р-рис! Ничего не понимаю… Мне не с чем ср-р-равнить, но… Кажется, я едва не погиб…

— Что?! — хором воскликаем мы с феями.

— Что-то не так с твоей сутью. Не могу объяснить. Твое сознание не просто закр-р-рыто для меня, оно на всех ур-р-ровнях бытия недоступно. Пытаться пр-р-робиться — смерть. Это, как если бы ты, Ир-р-рис, р-р-решила искупаться в жидком пламени, что течет глубоко под землей.