Сначала - Алла Полански

— Тебе идёт. Ты не похож на Сашу. Это слишком мягко.

Алекс поймал меня в объятия. Прижав к себе, он пристально посмотрел в глаза.

— А ты не веришь, что я могу быть нежным? — едва прикоснувшись губами к моему ушку, прошептал он. — Мягко обнимать… Целовать… Любить, в конце концов…

Я не знала, что сказать. Неожиданно разговор перешёл в то русло, которого я так боялась. Мягко освободившись из объятий, отошла на два шага вперёд. События слишком быстро стали разворачиваться. Страх постепенно сковывал изнутри, вырисовывая истинную причину.

«Ты боишься потерять его…» — мысль стрелой пронеслась по каждой клеточке мозга. В панике я обхватила себя руками, желая согреться от неприятного озноба, выступившего на теле в считанные минуты.

Молчание затягивало в кокон непонимания и скованности. Хотелось что-то сказать. Но что? Все слова рассыпались, словно разбитое стекло.

Только тихий шелест верхушек деревьев разрывал создавшуюся тишину.

Первым не выдержал Алекс. Преодолев короткое расстояние между нами, он крепко обнял, прижал к себе, не давая возможности возразить.

— Прости… — желая исправить результат своих необдуманных действий, он нежно гладил меня по голове. — Ещё очень рано…

Слёзы одна за одной стали скатываться по щекам. Не выдержав напряжения, я прижалась к плечу Алекса и дала волю своим эмоциям.

— Я буду ждать… — уже полушёпотом добавил Алекс, успокаивая меня. — Чего бы мне не стоило…

— Да…

— Слушай, Ириш, предлагаю вернуться домой, — спустя минуту, когда все эмоции утихли, он снова ласково улыбнулся. — Я уверен, кушать ты хочешь не меньше меня.

Я с благодарностью подняла вверх мокрое от слёз лицо. Карие глаза мужчины сверкали добротой и сдержанностью.

— Пойдём. Уже не терпится отведать твой фирменный салат, — ответила я, вытирая лицо.

— Для начала надо его сделать.

Между нами снова воцарилась добродушная обстановка, словно и не было тех переживаний и всколыхнувшейся боли.

Алекс крепко сжимал мою ладонь, давая понять, что никогда и никуда меня не отпустит. А мне и не надо большего. Лишь бы он был рядом. Дарил тепло и не просил ничего взамен.

Столько лет я изо всех сил избегала серьёзных отношений. Меня пытались завоевать, присвоить, сделать безжизненной марионеткой. Всё это с крахом разбивалось о мой громкий смех и отказ кому-то принадлежать. Я привыкла к своему одиночеству, даже любила его. Но Алекс всё разрушил. Внес сумятицу в душу, показав, что ему ничего от меня не надо. Он просто друг. Человек, целующий в щёку, не требуя продолжения. Он просто рядом.

«Так хочется, чтобы всё было идеально. Чтобы чувства развивались не на постельной привязанности, а ч истоков уважения и любви. Я хочу узнать твои привычки и любимые вещи. Вкус. Предпочтения в еде. Смеяться с твоих шуток и придумать свои. Проводить совместные вечера, закутавшись тёплым пледом. Смотреть телевизионные шоу и вместе обсуждать участников во время рекламных перерывов. Я хочу полюбить тебя по-настоящему, в конце концов. Отдаться тебе не телом, а душой», — сжимая пальцы мужчины, я мысленно вела с ним разговор. Дом был всё ближе и ближе, но я так и не решилась высказать всё вслух.

Зайдя в дом, Алекс сразу же достал из холодильника заготовленные продукты. Вручив их мне, он направился к колодцу за водой.

— Чем будешь меня кормить? — я разбирала пакеты с едой, пока Алекс носил с улицы воду.

— Не я тебя. Мы вместе что-то приготовим, — снимая куртку, он присоединился к делу, достав из пакета помидоры и перец. — С тебя салат. А я займусь рыбой.

Взяв с полки доску, я стала нарезать овощи, украдкой поглядывая, как мужчина умелыми движениями натирал специями тушки дорады. Измельчив тонкими брусочками болгарский перец, Алекс добавил его к рыбе и завернул всё в фольгу, чтобы жидкость не вытекла из блюда. В комнате запахло розмарином и лаймом, соком которого он полил рыбу.

Напевая мотив какой-то песни, он закинул наполненный противень духовку и выставил необходимый температурный режим.

— У нас есть сорок минут для приготовления бутербродов и салата, — расправив закатанные по локоть рукава, Алекс сел возле стола.

— Для начала открой вино. И поставь на стол тарелки. А потом и время будем считать, — с улыбкой ответила я, как раз заканчивая нарезать брынзу и отправляя её в тарелку к помидорам и перцу.

Алекс послушно поднялся со стула и отправился к холодильнику, где уже охлаждалась бутылка белого французского вина. Я же взялась за намазывание тостов сливочным маслом.

Спустя короткое время всё было готово. Духовка пронзительно зазвенела, как старый советский будильник, сообщая о завершении процесса. Алекс аккуратно извлёк блюдо и поставил его на стол, а я принялась раскладывать рыбу на порционные тарелки, после чего мы вдвоём принялись за дегустацию.

— Алекс, ты шикарно готовишь. — Попробовав первый ароматный кусочек, тут же потянулась за другим. — Как у тебя так получается?

— Знаешь, иногда не так важны продукты и рецепт, как желание порадовать близких людей, — и, подняв бокал с вином, добавил: — За тебя и наши выходные.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сумерки постепенно опускались, а солнце уже успело спрятаться, оставляя после себя ярко-красное сияние.

Выйдя на улицу, я села в беседке, прокручивая в пальцах тонкую ножку бокала. Плетёное кресло слегка покачивалось, даря расслабление и блаженство.

— Вот где ты, — Алекс закрыл за собой двери и тоже присоединился ко мне. Поставив на стол тарелку с заварными пирожными, он ещё раз вернулся в дом за пледом. Вечерняя прохлада уже давала о себе знать.

Я с улыбкой потянулась за любимым лакомством. Надо же — всё помнит. Даже то, что пирожное должно быть без сахарной пудры сверху. Выбрав самое румяное, я с удовольствием откусила кусочек.

— Спасибо за пирожные, — поблагодарила Алекса, который предложил плед, и закуталась в мягкую ткань, доедая оставшийся кусочек. — Теперь я полностью довольна.

— Я рад, — коротко ответив, он опустился в своё кресло, отчего то скрипнуло под его весом.

*Я, слегка наклонив голову, наблюдал за девушкой. Вот она прикрыла глаза, наслаждаясь самыми последними солнечными лучами. Ещё несколько минут — и ночь вступит в свои права, появятся серые тени. Но всё же, что-то не давало ей покоя. Будоражило душу, мучило изнутри.