Кукла-талисман - Генри Лайон Олди

Я хотел поддакнуть, сказать, что на сытый желудок и думается лучше, но вовремя прикусил язык. К чему пустая болтовня? Убеждать святого Иссэна не нужно, а ничего нового в смысле мудрости я ему точно не сообщу.

В чинном молчании мы дошли до лапшичной. В дверях нас встретил хозяин. Вернее, встречал он редкого, дорогого гостя – святого Иссэна. На свой счет я нисколько не обольщался. Крестьяне меня, кстати, тоже не стали бы подвозить – даже будь я в годах почтенного настоятеля.

Столик в дальнем углу был отгорожен ширмой с изображением лотосового пруда. Я пригляделся: меж лотосов из воды выглядывал лупоглазый карп. Я поискал дракона, но не нашел. Дядюшка Ючи с почтением, близким к благоговению, принял заказ, после чего удалился, стараясь не шаркать ногами. Шум голосов и бряканье посуды возобновились. Вкупе с лотосовой ширмой я счел их достаточной завесой, за которой мы сможем говорить без опасений прополоскать служебными сведениями чужие уши.

Главное, голос не повышать.

Заказ принесли с ошеломляющей быстротой. Сдерживая нетерпение, я дождался, пока настоятель без спешки покончит с ячменной кашей, щедро сдобренной ростками бамбука в соевом соусе. Сам я за это время успел разделаться с кальмаром, горкой овощей и плошкой риса.

Ф-фух, полегчало!

Наконец Иссэн отложил палочки и ополоснул руки в миске с водой – хотя, на мой взгляд, руки у него и так были чище моих.

– Я знаю монаха, который томится у вас в управе, Рэйден-сан, – без предисловий заговорил настоятель. – Он не здешний, из обители Конгобу-дзи. На моей памяти он приходит в Акаяму уже в третий раз. Задерживается на три-пять месяцев; случалось, что и на полгода. Монаха зовут Нобу. Прошлое мирское имя мне неизвестно.

Имя. Не местный. Уже кое-что!

– Вы позволите мне расспросить вас подробнее?

– Разумеется. Все, что мне известно – в вашем распоряжении.

– Тысяча благодарностей! Вы не знаете, зачем Нобу приходит в Акаяму? Чем он здесь занимается?

– Нобу – странствующий монах. На то у него есть грамота за подписью главы общины. Он продает храмовые амулеты: защита от злых духов, удача, достаток. Семейное благополучие… Также он относит амулеты, потерявшие силу, в удаленные обители – по просьбе тех, кто сам не в состоянии совершить такое путешествие. Затем Нобу возвращается с новым товаром.

Иссэн внимательно смотрел на меня: понимаю ли я, о чем он говорит? Не нужны ли пояснения?

– Благодарю, Иссэн-сан. Я помню ваши уроки.

Срок жизни амулета-омамори – как правило, год. После этого он утрачивает свою силу. Такой амулет нельзя просто выбросить, это сулит неудачу. Его следует сжечь в той обители, где он был изготовлен и приобретен. Там же паломник обычно покупает другой омамори – взамен сожженного. Если же обитель расположена неблизко…

Стало понятно, чем занимался толстяк Нобу.

– У Нобу хорошая репутация?

– Я бы сказал – безупречная, если б не опасался громких слов. Он приходил и в нашу обитель, и в Канкуден, и в другие храмы. Насколько мне известно, он брал амулеты на продажу и у торговцев Акаямы – тех, чьи лавки на улице Тысячи Лотосов. На него никогда не было никаких нареканий.

– Я понял, Иссэн-сан. Прямо живой бодисаттва среди торговцев амулетами! А как насчет… других нареканий? Скажем, недостойное поведение?

Иссэн задумался.

– Чревоугодие? – предположил он. – Но кто из нас безгрешен?!

Уточнять про совращение и прочие гнусности я не стал. В разврате монах замечен не был, или по меньшей мере, не был уличен. Но два голоса? Две души?! Мальчик, погибший год назад?!

– Прошлой зимой Нобу приходил в Акаяму?

– Нет. Предыдущий раз он появлялся в городе два года назад, весной. Покинул Акаяму осенью.

– А в этот раз? Давно он появился?

– Пару месяцев назад.

Ничего не сходится! Должно быть, досада и растерянность отразились на моем лице.

– Вас что-то гнетет, Рэйден-сан? Помните наш разговор в Вакаикуса? Не тот ли это случай, о котором мы говорили?

Помнил ли я? «И осторожность, – сказал я тогда, – и ваши советы мне понадобятся.» Осторожничать пока не с чего, мне ничто не угрожает. Зато совет… Совет мудрого человека всегда кстати. Я вспомнил секретаря Окаду, его не высказанные вслух, но явственные сомнения: Карп-и-Дракон? Дракон-и-Карп? Впрочем, святой Иссэн не раз присутствовал на дознаниях Карпа-и-Дракона: у Сэки Осаму от старика секретов не было. Значит, и у меня их не должно быть. А если дело окажется по части Дракона-и-Карпа, тогда Иссэн-сан – мой непосредственный начальник, и я тем более обязан все ему рассказать.

Ну, я и рассказал. Все. Нет, честно – все! Ничего не утаил. Разве что пару шатких предположений – так ведь настолько шатких, что они грозили рассыпаться в прах от первого же дуновения ветра.

Некоторое время настоятель молчал. По его лицу, словно вырезанному из темного дерева, ничего нельзя было прочесть. Оно выглядело безмятежным и отрешенным; монах сидел без движения, уйдя в глубокую медитацию. Я старался не шевелиться, я даже дышал как можно тише, не желая ему мешать. Мысленно я обругал себя тупицей: когда святой человек вроде Иссэна уходит в медитацию, у него над ухом можно песни орать, в гонг бить – он этим самым ухом и не поведет.

За ширму заглянул дядюшка Ючи, желая узнать, не нужно ли нам еще чего. Я замахал на него руками, но настоятель уже пробудился. И не просто пробудился, а желал чаю. Я, как выяснилось – тоже.

– Так, говорите, мальчишка ругается? – спросил старик.

– Еще как!

– И, похоже, врет?

– Очень даже похоже!

– А от Нобу вообще толку не добиться?

– Именно так, Иссэн-сан! Вам не попадались похожие случаи?

– Нет.

По дороге из Грязного переулка я перебирал в памяти все, что вычитал в свитках службы Дракона-и-Карпа, выданных мне осенью настоятелем, а также казусы, почерпнутые ранее из архивных свитков Фудо. Ничего похожего! Единственный случай на моей памяти, когда перерожденец пытался разговаривать чужим голосом, то есть тем голосом, который был присущ его прошлому телу до убийства, оказался обманом. Фуккацу, которого не было. Либо следует допустить, что жирный Нобу – гениальный подражатель и чревовещатель, либо…

Я питал надежды на личный опыт святого Иссэна, но и тут меня ждал тупик. И никакой связи между стервецом Иоши и толстяком Нобу! Монаха даже в городе не было, когда мальчик утонул в колодце. Никого толстяк не совращал и не убивал. Но откуда тогда…

Откуда!

Место смерти. Место захоронения. Место, как-то связанное с гибелью. Я вспомнил едва заметный холмик на могиле банщицы Юко, кровавые соцветия хиганбаны рядом с ним; цветы у крыльца дома, где Юко покончила с собой…