Не отдавай меня ему - Ульяна Николаевна Романова

Я никогда не заводилась так быстро. До невменяемого состояния, когда инстинкты берут верх, всего за пару минут. В голове оставалась только одна мысль: «Хочу чувствовать его в себе!»

Марат стянул с меня белье, бросив его в общую кучу поверх своего. Сжал зубы и грязно выругался. Я машинально отметила, как напряглись мышцы на его животе, как сильно он был возбужден. И даже мат из его уст звучал завораживающе и возбуждающе.

— Сука. Принцесса, ты такая красивая, — на выдохе признался он.

И это был лучший комплимент в моей жизни. Самый искренний, на пределе эмоций.

Это последняя мысль, которая пришла мне в голову. Я закусила губу, Марат наклонился, втянул в рот мою грудь и поигрывал языком с соском.

Пульсация между ног усиливалась, а я выгнулась ему навстречу и тихонько застонала, а он продолжал целовать, гладить, ласкать… Наверняка оставляя отметины на теле.

Он провел языком по шее, обжигая горячим дыханием, вызывая мурашки по всему телу. Горячая волна прострелила затылок, прошлась по позвоночнику и осталась внизу живота.

Секс с ним — это как если бы одновременно оголились все нервные окончания. Тело стало настолько чувствительным, что я ощущала даже легкое дуновение ветерка от окна.

Марат поднял голову, положил ладонь мне на горло и прорычал:

— Кричи, Маша. Блядь, стони, кричи… Отпусти себя.

— Соседи услышат…

— Пусть завидуют, сука. Пусть все в этой общаге мне завидуют.

В его глазах снова плескалось безумие, и оно передавалось мне. Захотелось совершить что-то, чего я никогда не делала. Что-то запретное, безрассудное, пусть даже и настолько неприличное.

Марат повернул мою голову, впился губами в шею и прикусил. Ощутимо, на грани боли и удовольствия, а я громко застонала.

— Вот так, Маша, громче! — подначивал Асманов, прикусывая зубами острый, чувствительный сосок.

Я закричала еще громче, впилась в его жесткие волосы пальцами, привлекая еще ближе, и, кажется, сошла с ума.

Я кричала, стонала, царапала его спину, пока он выцеловывал каждый сантиметр моего тела. А когда его ладонь опустилась на чувствительное местечко, а средний палец легко нажал на клитор, с громким криком кончила.

От одного прикосновения.

Отдышалась, открыла глаза, встретилась с его победным взглядом и смутилась на несколько мгновений. А потом решила:

— Моя очередь.

Приподнялась, надавила руками на его плечи, заставляя лечь на спину, и села сверху. Провела коготками по его груди, убрала прядь волос за ухо и медленно наклонилась, пробуя его кожу на вкус, вдыхая его запах.

Целовала так же жадно, как и Марат меня. Запоминала, смаковала его реакцию, когда он задрожал, а все мышцы его тела напряглись. Марат не смог сдержать стон и, кажется, я готова была кончить только от ощущения власти над его телом.

— Сука, все.

Он сжал ладонями мою талию, переворачивая. Оказался сверху, коленями развел мои ноги в стороны и заполнил до основания. Одним резким толчком вошел, снова выругался, подхватил меня под бедра и задвигался — быстро, жестко, вознося к новым вершинам удовольствия. Снова и снова.

Для нас не было времени. Мы, два голодных, одержимых психа, никак не могли насытиться друг другом. То медленно и мучительно ласкали друг друга, целуясь до опухших губ. То сходили с ума, и наш секс становился животным.

Уснули мы в обнимку, все еще подрагивая. Я теснее прижалась к Марату, уткнулась носом куда-то в шею и уплыла в глубокий, спокойный сон.

Глава 29

Маша

Я проснулась умиротворенная. Распахнула глаза, чувствуя на своем животе собственническую, горячую ладонь и не смогла скрыть счастливой улыбки.

Марат спал на боку, одну руку положив мне под голову. Красивый… Какой же он красивый… И как же он устал. Я заметила, что под его глазами залегли темные тени, и сердце сжалось.

Сколько на него свалилось одновременно. Мама в больнице, я.

Я сжала зубы, протянула руку, хотела погладить его щеку, но передумала. Остановилась на полпути, боялась, что он проснется.

Очень аккуратно переместила его ладонь со своего живота на постель и тихонько поднялась. Нашла его футболку, накинула на себя и на цыпочках вышла из спальни. Заперла дверь, обернулась и округлила глаза.

У входной двери лежал белый пес и смотрел на меня преданными голубыми глазами. Он свернулся в клубок и, кажется, сам меня боялся.

— Привет, — улыбнулась я, — ты как здесь оказался?

Пес нерешительно замотал хвостом и дернулся встать, но в последний момент передумал.

Я была права — он меня боялся.

— Не бойся меня, — я говорила ровно и спокойно, чтобы не напугать беднягу еще сильнее.

Медленно подошла ближе и протянула руку, давая собаке себя понюхать. Черный нос задергался, а пес подполз ближе.

— Можно тебя погладить? Да? Иди ко мне.

Я опустила ладонь на его голову, почесала за ухом и едва сдержала смех, когда хвост словно пропеллер застучал по полу. Я не очень разбиралась в породах собак, но этот был обычной дворнягой с очень умным взглядом и явно повидавший жизнь.

Пес подставлял под мою ладонь то одно ухо, то другое и повизгивал от радости, а когда я поднялась, тоже подскочил и всем видом показывал, что он хочет на улицу. Встал у двери и нетерпеливо затопал передними лапами.

Я присмотрелась, поняла, что не ошиблась и это кобель, закусила губу и зачем-то спросила у него:

— У тебя поводок есть?

Осмотрелась по сторонам, ничего похожего не нашла и снова засомневалась:

— Обещаешь меня слушаться? Я не хочу будить Марата, пусть спит.

Развернулась, заглянула в холодильник, нашла там только сухие остатки хлеба и четыре яйца, покачала головой и приказала псу сидеть тихо.

Вошла в спальню, еще несколько мгновений полюбовалась спящим Маратом, который перевернулся на живот, обнял подушку и сладко спал. Взяла свои вещи и снова вышла.

Быстро оделась и соображала, стоит ли его предупредить, что я вышла ненадолго погулять с собакой и сходить в магазин.

Мысленно я окрестила нового жильца Снежок. Взгляд сам остановился на ящике, в котором Марат хранил альбом и карандаши. На секунду возникло искушение посмотреть на тот портрет, что он нарисовал позавчера, но я себя одернула.

Посмотрю через год, в тот же день, как он и сказал. Я смогу, постараюсь. Буду держаться за эту жизнь зубами и когтями, ради себя, ради Марата, который так старался, ради белого пса и Агаты, которой я нужна.

В груди заныло, когда я вспомнила племянницу. Я скучала по малышке, но впервые меня не мучило чувство вины перед Милой и Вадимом. Может, это опухоль так на меня действовала, отключая участки мозга, но мне впервые