В постели с дьяволом - Ванесса Марлоу

В последнее время я только и делала, что извинялась на каждом шагу.

— У меня такое чувство, что передо мной незнакомый человек.

— Я все та же… просто… просто…

Она подняла руку, прерывая мои бессвязные оправдания.

— Только не нужно извинений. Это мы уже проходили.

— Я собиралась быть здесь. Действительно собиралась!

— Вчера у родителей Джеффри была сороковая годовщина свадьбы. Ты не явилась, и я просто не смогла его отпустить.

Я уже так давно не разговаривала с Джеффри, что была не в курсе семейных торжеств.

— Они устроили праздник?

— Да, и очень большой, но он не смог на него пойти. Из-за тебя, Мэг. Потому что тебя не оказалось на месте.

— О боже…

Она посмотрела на меня, как на пришельца, затем протянула руку и опустила воротник свитера, так что видна была отметина, которую оставил мне Джордан, когда слишком сильно стянул веревку.

— Не хочешь об этом рассказать? — спросила она.

Я увернулась, воротник встал на место. Я чувствовала себя униженной, мне стыдно было смотреть ей в глаза, поэтому я уставилась на стену.

— У нас любовь, Пэм. Мы очень сильно друг друга любим.

— Уверена, что не сама себя в этом убедила?

— Но это так!

— Что бы вы с ним ни делали, что бы между вами ни происходило, со временем это будет все хуже и опаснее. Ты же это понимаешь, так ведь?

Часть меня, которая мыслила здраво, оценила ее замечание как верное и полезное, к которому стоит прислушаться. Но голос разума заглушила вторая моя половина, независимая и упрямая, слишком гордая, чтобы признать собственную неправоту.

— Это не про него, — упрямо заявила я. — Просто он очень страстный.

— Да?

Она невозмутимым оценивающим взглядом прошлась по моему телу. Наверняка гадала, какие еще секреты таятся у меня под одеждой.

— Мы с ним новобрачные, — заявила я, будто это оправдывало любую низость и подлость.

— Да неужели? — ответила она бесстрастно.

Я робко улыбнулась, снова надеясь на поздравления, но они и в этот раз не последовали.

— Мы праздновали и немного переборщили. Вот и все.

Она кивнула, но от ее проницательного взгляда ничто не укрылось, она видела меня насквозь.

— Что же мне с тобой делать, Мэг? Мне интересно, что ты сама думаешь на этот счет.

— Дайте мне другой шанс.

— У тебя их было предостаточно.

— Дайте мне еще один.

— Раньше для тебя эта работа что-то значила, но не теперь.

— Но мне нравится здесь работать! — воскликнула я. — Я исправлюсь! Я сегодня опоздала, но этого больше не повторится. Обещаю!

— Думаю, ты говоришь искренне, и от этого только хуже.

— Но я действительно искренна!

— Судят по поступкам, а не по словам. Ты сама это прекрасно знаешь. — Она сделала паузу. Было видно, что она уже приняла окончательное решение. — Я никогда еще никого не увольняла, и не хочу увольнять тебя.

Ее намек был предельно ясен.

— Но и дальше меня здесь держать вы не хотите, я правильно поняла?

— Да.

Он протягивала петлю, давая мне самой просунуть в нее голову. При этом я испытывала даже нечто вроде облегчения от того, что скоро все закончится.

— Вообще-то, — я была совершенно растоптана и подавлена, — я зашла сообщить, что ухожу. Только поэтому я здесь. Нужно же было как-то поставить вас в известность. Я сейчас так занята, муж… и… сами понимаете.

— Да уж, понимаю.

Она подошла к столу и выдвинула ящик. Там уже лежал специально приготовленный для меня последний чек на зарплату. Она протянула его мне.

— Мне будет тебя не хватать, — сказала она, но выражение лица при этом оставалось безучастным.

— Я тоже буду скучать. Спасибо за ту возможность, которую вы мне предоставили. Я очень вам за нее признательна.

— На здоровье. И удачи во всех последующих начинаниях.

Прощание получилось невыносимо холодным. У меня сердце рвало на части. Ведь эта работа была последним связующим звеном с настоящим и нормальным миром, в котором я жила. Как много еще я хотела ей сказать — как я горжусь, что работала здесь, как не хочу я сейчас уходить, — но все откровения сейчас были бессмысленны.

Я уже развернулась и направилась было к выходу, как она прошелестела мне вслед:

— Будь осторожна, Мэг.

— Буду.

Я зашла на кухню, которая была подозрительно пуста, и в состоянии прострации нетвердой походкой направилась к выходу, забыв даже забрать свои вещи. Никто не выбежал попрощаться. Никто не помахал вслед и не пожелал всего хорошего.

Я торчала на стоянке под проливным дождем, мокли волосы и плечи, но я этого словно не замечала. Чувствовала себя невидимкой, бестелесным существом, которое могут смыть струи воды.

На противоположной стороне улицы был бар, туда я и направилась. Мой сотовый остался в кармане пальто в ресторане, поэтому я попросила позволения воспользоваться барным телефоном. Я позвонила Джордану, но у него была важная встреча и он не мог за мной приехать, поэтому послал водителя. Я никогда не воспринимала этого человека как шофера, и уж тем более сейчас, после того как Джеффри бросил это слово мне в лицо, словно оно было ругательным.

Я поплелась к обочине. Наконец подъехала машина. Вымокшая и продрогшая, я забралась в салон и безучастно смотрела, как за окном проносятся улицы. Когда мы подъехали к дому, я отметилась на посту охраны и села в общественный лифт, который повез меня наверх в пентхаус.

Войдя, я припала к оконному стеклу, надеясь, что знакомые очертания горы Худ меня успокоят, но ее скрывали серые дождевые тучи. Казалось, я была замкнута в большой висящий над городом стеклянный пузырь.

Кругом царила тишина, и я была совершенно одна.

— Тебе нравится?

Я покрутилась, демонстрируя Джордану платье, которое он собирался мне купить. Это было очередное облегающее платье-чулок с глубоким декольте. У меня в шкафу висели десятки похожих. Учитывая то, что мы никуда не выходили, глупо было иметь такое количество, но ему так нравилось их для меня выбирать, что я не возражала.

— Не знаю, твой ли это цвет. По-моему, такой оттенок синего не совсем тебе подходит. — Он посмотрел на стилиста-консультанта — даму, которая принесла нам несколько платьев прямо домой. — А вы как думаете? Может, будь она блондинкой, ей бы оно больше пошло?

— Определенно, — ответила женщина. Она поняла, кто здесь платит, поэтому соглашалась с любым его замечанием.