Тишина моих слов - Ава Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! Оставьте меня! Я должна быть с Иззи. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – молю я, но меня никто не слушает, никто со мной не говорит и ничего не отвечает. Я отчаянно дерусь, я кричу: – Иззи, ты слышишь меня? Не сдавайся, я иду! Иззи!
А затем раздается голос.
– Ханна, я здесь. Ханна!
Леви.
Я просыпаюсь, но не боюсь. Не подскакиваю от страха, как обычно.
– Ханна?
Леви лежит у меня за спиной, обнимает меня, его рука в моей руке. Легонько пожимаю ее и чувствую, как он расслабляется. Леви рядом.
Я уютно устраиваюсь в его объятиях, в этот миг сильнее, чем когда-либо, желая, чтобы все опять стало хорошо.
Чтобы со мной все опять стало хорошо.
Я права, это место для сломанных. Но что, если лечит их не место, а что-то совсем другое?
НЕ ПЕРЕСТАВАЙ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ СЕРДЦЕМ КО МНОГОМУ,
ЧТО ТЫ КОГДА-НИБУДЬ НЕПРЕМЕННО ПОТЕРЯЕШЬ.
ОНО ТОГО СТОИТ
Мы не спали до глубокой ночи. Теперь, слыша шепот и смешки, я спрашиваю себя, почему нельзя еще немного поспать.
Спустя мгновение понимаю, что просыпаюсь, что это не сон – и что здесь действительно кто-то разговаривает.
Я шевелюсь, я в растерянности. Что-то изменилось. Открыв заспанные глаза, первым делом вижу живот Леви. И свою руку на нем, наполовину скрытую задравшейся футболкой. Спальный мешок сбился в огромный ком, частично прикрывая наши ноги. Но мало того, я поднимаю голову – и упираюсь взглядом в Пиа. И во всех остальных, стоящих вокруг нас. Щеки ощутимо обдает жаром, они явно красные как помидоры.
Который час? Почему все опять здесь?
Я поднимаю голову и поворачиваюсь к Леви, но сначала наталкиваюсь на Мо, который лишь мурлычет, не утруждаясь пошевелиться. Протирая глаза, медленно сажусь. Теперь я понимаю причину для смеха. Мо разлегся на груди у Леви, но, к несчастью, задом к его лицу. Лапы свисают слева и справа от шеи, хвост лежит поперек, а рот у Леви открыт.
Мой взгляд перескакивает на Пиу, которая стоит, скрестив руки на груди, и единственная не смеется.
– Доброе утро. Или вернее, пожалуй, добрый день? – спрашивает она и просит всех разойтись по палаткам распаковывать вещи.
Я энергично трясу Леви за плечо, отчего он тихо стонет, а Мо мяукает.
И как можно так крепко спать? Щиплю его за руку, он наконец открывает глаза и тут же, несколько раз моргнув, зажмуривает их, так что они превращаются в щелочки.
– Вот дерьмо, – выдает он хриплым со сна голосом.
– О, вот и я бы так сказала, – парирует Пиа.
– Я про кота! Мо, черт тебя побери! Сдвинь куда-нибудь свою задницу.
Вопреки собственным словам он довольно мягко пересаживает Мо в сторону, сев, взъерошивает свои и без того взлохмаченные волосы и, как и я, для начала пытается проснуться.
Он мельком смущенно улыбается мне, а затем смотрит на Пиу. Я невольно перевожу взгляд с одной на другого, задаваясь вопросом, что тут происходит. Наконец Пиа со вздохом опускается на колени к нам на покрывало.
– Может, расскажете, что вы тут делаете?
– Это ты мне скажи, что вы так рано тут делаете, – спрашивает Леви.
– Не наглей!
Я нервно тереблю край спальника, потому что не могу сейчас помочь Леви, не могу ничего объяснить Пии.
– Мы заснули здесь.
Бровь у Пиа взлетает, а взгляд буквально кричит: «А еще что? Это же не все!».
– Мы заснули здесь очень поздно, – уклончиво говорит Леви, и я вижу, как на лице его появляется усмешка. Но Пиа по-прежнему смотрит на него, не отрываясь, пока он не сдается и не наклоняется к ней.
– Я бы с радостью тебе все объяснил, но это не так просто. Мы долго разговаривали – ну ладно, говорил я, – а потом мы взяли и остались здесь, на воздухе.
О, случилось намного больше всего! Но как нам объяснить это Пии?
– Ничего не было, если ты про это.
Я, сдвинув брови, быстро перевожу взгляд на Леви. Ничего не было? Чего?.. Глаза у меня расширяются от испуга, мне опять становится жарко. Я понимаю. Вот почему Пиа в такой растерянности и ярости. Нет. Я качаю головой, и напряжение Пии заметно спадает.
Ничего больше не говоря, Леви встает, берет спальник и упавшую с головы бейсболку. Он ненадолго останавливается, не глядя ни на Пиу, ни на меня, но я знаю, кому адресованы его слова:
– Я думал, ты мне уже доверяешь.
Он уходит в палатку, а я остаюсь.
– Я доверяю ему, – тихо говорит мне Пиа. – И тебе тоже. Но я не должна оставлять такие вещи без внимания. Я… – она ненадолго закрывает глаза. – У вас так много проблем, и вам вовсе не нужно еще и… – не закончив фразы, она встает.
– Еда через полчаса.
Что хотела сказать Пиа, догадаться нетрудно. Нет, нам не нужно еще и разбитое сердце. Но, если честно, что добавит один осколок, когда их уже целая куча?
Я незаметно отворачиваю штанины брюк до щиколоток. Прихватив Мо и шину, иду в палатку, чтобы поздороваться с Сарой и переодеться. В спортивных брюках определенно слишком жарко.
Сара надела поверх топа легкую куртку, но топ все еще на ней. Я стою в ожидании. Так же, как и она. Глядя на нее, я безмолвно говорю: «Прости!»
Она не слышит, но, вероятно, догадывается. Потому что улыбается и голос у нее срывается, когда она говорит: «Спасибо, Ханна».
Спасибо! Это слово пронизывает меня, я удерживаю его, пытаясь сохранить в памяти вызванное им чувство. Кто знает, когда это скажет мне кто-нибудь еще.
Я целый день не видела Леви, поэтому отправилась на наше место и жду его с самого захода солнца. Вообще-то это его место. Я хочу, чтобы оно было и моим.
В руке у меня пакет мультивитаминного сока, я пью его через соломинку. Мо у Сары или у Лины, если он не со мной, то с кем-то из них. Иногда он еще уходит к Леви.
Слова Пии не идут у меня из головы. Те, которые она не произнесла.
– Эй, – слышу я голос Леви, и по спине пробегает дрожь, а я в это время стараюсь не выдать своего облегчения.
Гитара у него, как обычно, с собой, он садится рядом. Я отдаю ему второй пакетик сока, продолжая потягивать из своего.
– Меня ждали? – спрашивает он, высвобождая из обертки соломинку.
– Прости, – внезапно говорит он, так что я, прекратив пить, опускаю пакетик. Вопросительно смотрю на него.
– Прости, что Пиа и все остальные… Тебе наверняка было неприятно.
О чем это он? Что мне должно быть неприятно? Мы спали рядом друг с другом на свежем воздухе. Я лихорадочно размышляю, но не вижу никакой проблемы. Не могу спросить об этом или сказать, что все ерунда, и поэтому делаю то единственное, что могу. Делаю одно движение.