Милые чудовища - Юлия Васильева

— Окружай! Митрофан, заходи сбоку! Живьем брать, гадину!

Услышавший эти крики немец горным козлом припустил по крыше.

— Красиво бежит. — Мечтательный голос хозяина заставил Лута захлопнуть рот. Сэр Бенедикт лихо запрыгнул в коляску, отобрал у Кусаева поводья и тронул лошадь, напевая себе под нос какую-то зловещую песенку про пир василисков. Криптозоолог лучился довольством и только что не посвистывал.

Меж тем дом генерала был уже взят в кольцо темных мундиров, а навстречу им мчалась вторая пролетка, на этот раз с военными, да еще в сопровождении конных стражников. Где-то позади скромный немецкий учитель, словно завзятый акробат, перепрыгнул с одной крыши на другую. Раздался выстрел. И крик:

— Кто разрешил стрелять? Руки пообрываю — без рук на каторгу пойдешь!

Брут делал вид, что наслаждается солнечным днем, и неспешно правил коляской.

Лутфи сгорал от любопытства и поэтому, видя, что хозяин в прекрасном настроении, рискнул спросить:

— За что это они с ним так, барин? Украл чего?

— Куда уж там, — благосклонно сказал сэр Бенедикт, явно жаждущий восхищения. — Всего лишь пытался застрелить слугу некоего криптозоолога…

«Некий криптозоолог» бросил самодовольный взгляд на своего слушателя, чтобы проверить, достаточный ли эффект произвели его слова, и самодовольство сменилось разочарованием. Слуга доктора, не вынеся потрясения, в очередной раз отключился.

— Жаль… А я был совсем не прочь рассказать эту историю еще раз.

Фуцанлун лежал в кабинете, горестно опустив тупоносую морду на передние лапы. Ему было холодно и одиноко. Хозяин — единственное родное существо во всем доме (да что там, во всей этой чужой стороне) — уехал и оставил питомца одного.

Пестрая самка Хозяина и собственных-то детенышей не особенно привечала, а уж на бедного дракона и вовсе смотрела, собрав белую морду с яркой пастью в презрительные складки. Зашипит: «Склизкая ящерица! Прочь от меня, монстр!», перья расправит, хорошо, если еще накопытником вслед не кинет, — вот и вся ласка.

Ватрушка (это его так Хозяин кликал), надраконившийся понимать чужой язык, в ответ не огрызается, только подумает: «Сама ты монстр». А чем не монстр? Шкуры меняет чуть ли не по три раза на дню, да ладно бы еще нормальные были, как у всех. Так нет же, яркие, что иной раз взглянешь — голова кружится. А запах! Приторный, удушливый. Напоминал этот запах фуцанлуну плотоядные цветы с его родины. Как только Хозяин терпит, любушкой, красавицей своей называет?

Эта любушка из всех существ на свете только одному человеку и рада. Приходит к ним в дом раза три в неделю этакий гуттаперчевый тип, шерсть самке на голове помоет, а затем чешет, чешет, чуть ли не по часу, и в длинные колбаски на голове складывает. Вот после него «любушка» так и светится, так и поет и от зеркала по полдня не отходит.

Детеныши тоже фуцанлуна не любили, а после пары-тройки недоразумений так и вовсе побаивались. Ну и пусть их — все равно на Хозяина не похожи. Старший — длинный и нескладный, смотрит свысока и даже (о, ужас!) осмеливается дерзить Хозяину. А ведь к лапам должен его льнуть и без разрешения головы не поднимать. Пробовал дракон за это как-то прирыкнуть на паршивца, да получил от самки по морде складным крылом, что она все время в руках вертит. Ну что ж, пусть растит сама.

Хозяина только жалко. Вон этот звереныш сейчас в кабинет крадется. Глазами зыркнул на Ватрушку — и к родительскому схрону шасть, пошебуршал с секунду, извлек оттуда тяжелую золотую луковицу на цепочке да спрятал в карман. Дракон даже не пошевелился, вступаться за хозяйское добро не стал. Пусть его, не в первый раз уже. Наиграется — вернет. Да и Хозяин эту вещицу не очень-то жалует, если и достает, то только тогда, когда со своей самкой по вечерам куда-то выходит.

Другое дело те шесть колесиков — фуцанлун любовно посмотрел на нижний ящик стола, — их его повелитель мог перебирать часами. Вставит в какую-то машинку, а та ну стрекотать, что цикады. И становится Ватрушке от этого стрекота сразу как-то тепло и уютно. За них, за эти колесики, дракон хоть кому руку откусит.

Младший детеныш Хозяина Ватрушке тоже не нравился — болезненный какой-то, хлипкий, скулит то и дело. И все таскает с собой этого отвратительного кота — наглаживает. Тьфу! От шерсти мяукающей твари у дракона першило в горле, а выплюнуть на ковер при хозяйке ни-ни — враз чем-нибудь зашвырнет. Вот и приходилось фуцанлуну тайком пробираться в гардеробную и отхаркивать комки шерсти в детенышеву обувь — в этом случае бранили Маркиза, но швырять в него ничего не швыряли.

Первое время дракон все не мог понять, почему в этой стае так любят мохнатого? И на руки его берут, и за ухом треплют. У него, у Ватрушки, нет этого отвратительного волосяного покрова, кожа гладкая, блестящая, вся в изогнутых завитках — но рук к нему никто не тянет. Наоборот, обходят стороной. Подсмотрел, как Маркиз об ноги хозяйке трется, решил и сам попробовать — может, подобреет к нему стая. Выбрал нужный момент, подскочил к самке и провел своим замечательным твердым гребнем ей по нижним лапам, что она под блестящими шкурами прячет, — то-то крику было, то-то ору. Самка чуть потом его на улицу не выставила.

Одна и есть на свете радость — Хозяин. Он появился в жизни Ватрушки внезапно, когда несчастный фуцанлун уже потерял всякую надежду под палящим солнцем на шумном портовом рынке, куда дракона притащили выловившие его в джунглях мелкие желтокожие люди. Покупателей на приземистое некрасивое чудовище было маловато, да и те больше присматривались и норовили потрогать зуб.

Но вот подошел Хозяин, всплеснул руками и, обратившись к своему спутнику, сказал: «Погляди-ка, Филарет Пантелеич, какие у этой ящерицы на спине завитки чудные! По форме ну точно как моя нянька, господь упокой ее душу, ватрушки пекла». Так появился у Ватрушки новый господин и новое имя. Фуцанлун сразу понял, что купил его человек необычный, должно быть, вожак в своей стае, потому как ходил он всегда на шаг впереди других, а те ему кланялись или так нелепо вскидывали верхнюю лапу к голове.

Ватрушка, насмотревшись на такое поведение, сам попробовал поднимать переднюю лапу — выходило неловко, приземистый дракон едва не падал, но чего не сделаешь после одобрительного смеха Хозяина и его друзей: «А ты, пожалуй, не хуже любого пса будешь. Вернемся в Великороссию, в зоосад не отдам, оставлю дом охранять».

Что-что, а охранять дракон умел — у них, у фуцанлунов, это в крови.

Так Ватрушка поселился в кабинете своего господина. Поиграть удавалось редко, но тут уж ничего не поделаешь. Бывает, засидится Хозяин допоздна над какими-то бумажками, что и дракон рядом у его ног зевать начнет. А Альберт Марсельевич (это имя у Хозяина такое) бесстрашно сунет руку ему в пасть — хвать за язык: «Так-то ты свое сокровище охраняешь». И смеются оба: Хозяин гулким басом, Ватрушка — вертя тупоносой башкой и будто бы отфыркиваясь. То-то хорошо!

Дверь скрипнула. Дракон лениво поднял голову, ожидая вновь увидеть нескладного детеныша, крадущегося, чтобы положить золотую луковицу на место. Но это был вовсе не хозяйский сын. Ватрушка встрепенулся, поднялся на лапы и глухо заурчал.