Жди, за тобой придут - Владимир Романенко

Впервые Костя попробовал пенный напиток, когда ему не было шестнадцати лет, однако полное несоответствие вкуса этой обманчивой жидкости его тогдашним простоватым ожиданиям, базировавшимся на её визуальной схожести с лимонадом, заставило мальчика игнорировать пиво, как продукт, аж до четвёртого семестра университета.

Отличить хорошие сорта от никудышных поначалу было трудно. У клинских имелся странный тухловатый привкус, останкинские часто отдавали горчинкой, хотя по качеству всегда были на высоте; отменной репутацией пользовались «Хамовники», но их марки квалифицировались на рубеже восьмидесятых-девяностых как почти недоступный эксклюзив; ещё было «Очаково», которое иногда выкидывало в магазины отличный продукт. А в общем и в целом, вкус советского пива определялся, в гораздо большей степени, датой изготовления, вернее, расстоянием от неё до текущего момента, и тем, насколько удачно сработала на пивзаводе разливающая напиток смена.

Очень часто две бутылки с абсолютно одинаковыми этикетками, одна из которых имела вчерашнюю дату, а другая сегодняшнюю, могли содержать в себе жидкости, отличающиеся друг от друга по вкусу как небо и земля.

Шла весна, воздух на улице делался всё теплее и теплее, а Костя увлечённо познавал нехитрые премудрости московского пивного рынка. И так уж получилось, что именно благодаря Вячеславу он совершил в этом деле решающий скачок.

Каким-то необъяснимым образом новому Костиному приятелю частенько удавалось скапливать в своём холодильнике до пяти-шести сортов пива одновременно. А кроме пива, у него нередко водилась и непонятно откуда бравшаяся астраханская вобла, копчёная сельдь, скумбрия, горбуша и даже осётр с паюсной икоркой, не говоря уже о многочисленных рыбных консервах.

Всегда приветливый и обстоятельный хозяин, Вячеслав заблаговременно сообщал Косте о встрече, и тот, по мере возможностей, охотно заглядывал к приятелю.

Иногда на вечеринках присутствовала и Оксана, больше, правда, в качестве пассивного наблюдателя. Сама процедура безжалостного вкачивания пива в молодой организм её отнюдь не впечатляла, но то, что мужчинам подобные самоистязания были жизненно необходимы, она понимала очень хорошо.

Костя пробовал допытаться, из каких закромов их другу поставляли всю пивную конъюнктуру, но в ответ Вячеслав только загадочно щурился и отвечал, что у него в московской алкогольной гастрономии есть свои каналы, и что для их же с Костей пользы лучше эти каналы не афишировать.

Кроме бесплатного хлебосольства, Вячеслав охотно делился с Костей и Оксаной теми знаниями, которые сам черпал из многочисленных книг духовного и эзотерического характера. В комнате у него пылились какие-то странные, потертые фолианты на русском, английском и немецком языках, сплошь утыканные кучей широких бумажных закладок с аккуратными пометками и выразительными синтаксическими знаками «!» и «?».

Как постоянный читатель Московской Библиотеки Иностранной Литературы, в совершенстве владеющий двумя иноземными наречиями, Вячеслав имел доступ к довольно большому количеству изданий, которые советская атеистическая цензура почему-то не догадалась вовремя засекретить и изъять из общественных хранилищ прямого доступа.

Самому Вячеславу были особенно интересны английские переводы с некоторых индийских и тибетских источников, в которых объяснялась теория нирваны и сансары, множественности человеческих воплощений и обсуждалась жизнь после смерти.

Костя, в свою очередь, старался, как и обещал Оксане, всячески настраивать Вячеслава на активную жизнь в земном мире. Однако ни совместные вылазки на дискотеку, ни хождение по разным факультетам МГУ и посещение всевозможных лекций, на которых обретались симпатичные представительницы слабого пола, должного результата почему-то не возымели.

— Понимаешь, Кость, — сознался однажды Вячеслав после очередного неудавшегося похода. — Многие лезут знакомиться с девушками только потому, что мужской социум всегда так делал, потому что положение обязывает. И ещё потому, что некий орган им покоя не даёт. Так поступают все животные, все бессловесные и неразумные твари. А мне как-то не интересно влезать в шкуру обезьяны или кролика. Я не думаю, что человек приходит на землю именно за этим.

— Согласен с тобой, — отвечал ему Костя. — Но ведь, если природой всё устроено именно так, значит, есть и в этом какой-то смысл?

— Безусловно. Смысл здесь самый что ни на есть прозрачный: банальное продолжение рода. «Плодитесь и размножайтесь», как сказал Господь…

Костя хотел, было, спросить: «а что же любовь?», но не стал. Это слово ни он, ни Вячеслав старались не употреблять в совместных разговорах, дабы не ступить ненароком на скользкую почву. Ведь на предмет Славиного показного жёноненавистничества никаких иллюзий Костя не питал. И всё-таки выдержка бывшего возмутителя семейного спокойствия, а ныне весёлого сображника, в отношении Оксаны вызывала у него искреннее уважение.

— Ладно, Слав, извини. Философия и пиво — это тоже вполне достойная жизненная концепция.

— Ин пиво веритас! — засмеялся Вячеслав. — А вообще, кроме постижения Истины, в земном существовании человека нет абсолютно никакого смысла. Образование, работа, брак, воспитание детей — всё это совершеннейшая чепуха. Пустые и ненужные хлопоты, которые отвлекают от главного.

— Не совсем понимаю тебя, дружище, но чувствую, что говоришь ты от души, — подбодрил собеседника Костя.

Вячеслав тут же принялся развивать свою мысль:

— Ну, вот скажи мне: почему душа человека, точно невольница-поводырь, обязана сопровождать от рождения до смерти такое большое количество тел? Почему нельзя в течение одной жизни выполнить всю миссию from the beginning to the end?

— Слав, мы с тобой на эту тему уже много раз говорили, но, если честно, в неоспоримости существования реинкарнаций ты меня так и не убедил. То, что буддисты и индусы постоянно об этом твердят, ещё ведь ничего не доказывает. Почему вот, скажем, западные конфессии, или те же мусульмане, всегда обходят данный вопрос стороной?

— Да потому и обходят, что в их верованиях главный упор делается на вещи, которые человеку необходимо осуществить в нынешнем рождении. Торопятся — одни в Царствие Божие, другие к Аллаху. Думают: «авось, повезёт; вдруг ещё в этом теле всё успею сделать». Единицы из миллионов, может, и успевают. А вот другим… сам понимаешь.

— Да ни черта я не понимаю, Славик! Вот ты утверждаешь, что видел одну из своих предыдущих жизней. А почему, собственно, твоё «видение» не могло оказаться обыкновенным сном наяву или, скажем, зрительной галлюцинацией?

— Кость, ну, какие галлюцинации? — устало произнёс Вячеслав. — Если Бог тебе даст, сам увидишь в один прекрасный момент. Вот тогда мы с тобой и поговорим на эту тему. А пока можешь верить во всё, что тебе заблагорассудится. Вера в отсутствии опыта — так или иначе, всего лишь догадки и предположения. Вкупе с самогипнозом…

Вячеслав загадочно подмигнул Косте и весело улыбнулся.

— Пойдём лучше ко мне, пивка дерябнем! — сказал он с некоторым оживлением. — А то от обилия физиономий меня здесь уже слегка подташнивает.