Книги онлайн и без регистрации » Классика » Сцены из жизни провинциала: Отрочество. Молодость. Летнее время - Джон Максвелл Кутзее

Сцены из жизни провинциала: Отрочество. Молодость. Летнее время - Джон Максвелл Кутзее

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 160
Перейти на страницу:
матери порождается прежде всего ее вечной бдительностью, готовностью наскочить на него и спасти от любой опасности. Он мог бы, если бы захотел (но никогда не захочет), расслабиться, отдаться ее заботам, опираться на нее до конца своих дней. Как раз потому, что он так уверен в ее заботливости, ему и приходится всегда быть настороже, не расслабляться, не давать ей ни единого шанса.

Он заслуживает избавления от ее выжидательного внимания. Придет время, и он добьется этого избавления, утвердит свою самостоятельность, отвергнет мать так грубо, что она, потрясенная, отпрянет и отпустит его. И все же стоит ему лишь подумать об этом мгновении, вообразить ее удивленный взгляд, ощутить ее боль, как его охватывает чувство вины. И тогда он готов сделать все, чтобы смягчить удар: успокаивать ее, обещать, что никогда ее не покинет.

Ощущая боль матери, ощущая так досконально, точно он – часть ее, а она – часть его, он понимает, что сидит в западне, выбраться из которой невозможно. А кто в этом повинен? Он возлагает всю вину на мать, он злится на нее, но и стыдится одновременно своей неблагодарности. Любовь: так это и есть любовь – клетка, по которой он снует туда-сюда, туда-сюда, будто несчастный, сбившийся с толку бабуин? И что может понимать в любви невежественная, наивная тетя Энни? Да он знает о жизни в тысячу раз больше, чем она, потратившая вся свою на рукопись сумасшедшего отца. Сердце его старо, мрачно и жестко, как каменное. И это еще одна из его постыдных тайн.

Глава пятнадцатая

Мать проучилась год в университете, прежде чем уступить место в нем своим младшим братьям. Отец – дипломированный атторней; в «Стэндэрд кэннерс» он работает только потому, что открытие практики требует (по словам матери) таких больших денег, какими они не располагают. Он хоть и винит родителей за то, что те не вырастили его нормальным ребенком, однако образованностью их гордится.

Поскольку дома все говорят по-английски, а в школе он первый по английскому языку ученик, он считает себя англичанином. И хотя фамилия у него африкандерская, хотя в его отце больше африкандерского, чем английского, хотя на африкаанс он говорит без тени английского акцента, за африкандера его и на миг никто не принял бы. Тот африкаанс, каким он владеет, узок и бесплотен; существует целый мир, густонаселенный мир сленга и аллюзий, доступный настоящим мальчикам-африкандерам (непристойности – это лишь часть его) и недоступный ему.

Имеется у африкандеров и еще кое-что общее – угрюмость, непримиримость, а где-то за ними, совсем близко, угроза физической расправы (он думает о них как о носорогах: огромных, с крепкими жилами, тяжело ступающих, толкающих, проходя мимо, друг друга) – он и этих качеств с ними не разделяет, а на самом деле и разделять не хочет. Они размахивают своим языком, точно дубинкой, которой обороняются от врагов. Встречая их ватагу на улицах, лучше обходить ее стороной, – собственно, и передвигаясь поодиночке, они сохраняют вид свирепый и угрожающий. Порой во время утреннего построения классов в школьном дворе он обшаривает взглядом ряды африкандеров в поисках кого-нибудь непохожего на всех остальных, кого-то, отмеченного мягкостью. Нет таких. Оказаться когда-нибудь заброшенным в их толпу – немыслимо: они попросту раздавят его, уничтожат его дух.

И все же он, к собственному удивлению, понимает, что отдавать им африкаанс не хочет. Он помнит свой первый приезд в Фоэльфонтейн, ему тогда было года четыре-пять и говорить на африкаансе он совсем не умел. Брат был еще ребенком, которого держали в доме, подальше от солнца, так что играть он мог только с детьми цветных. Он делал с ними лодочки из ореховых скорлупок и спускал их по оросительным канавам. Но был словно немым: все приходилось изображать мимикой и жестами, ему иногда казалось, что он лопнет от мыслей, выразить которые не может. А потом он вдруг открыл рот и заговорил – легко, бегло, не останавливаясь, чтобы подумать. Он и сейчас хорошо помнит, как влетел к матери и закричал: «Послушай! Я на африкаанс говорить умею!»

Когда он говорит на африкаанс, все сложности жизни словно вдруг отлетают куда-то. Африкаанс подобен призрачной оболочке, которую он повсюду носит с собой, он волен вскользнуть в нее и мгновенно обратиться в другого человека – более простого и веселого, с более легкой походкой.

Одно качество англичан огорчает его – качество, подражать коему он не собирается, – их презрение к африкаанс. Когда они приподнимают брови и надменно коверкают слова этого языка – как будто произношение слова veld с «в» есть признак подлинного джентльмена, – он их не одобряет: они заблуждаются – хуже того, они смешны. Он не идет на уступки такого рода, даже находясь среди англичан: произносит слова африкаанс так, как их следует произносить, со всеми жесткими согласными и тяжелыми гласными звуками.

В его классе учатся еще несколько мальчиков с африкандерскими фамилиями. С другой стороны, в африкаансских классах мальчиков с английскими фамилиями нет. По его сведениям, среди старшеклассников присутствует один африкандер по фамилии Смит, который вполне может оказаться Смизом, но это и все. Жаль, конечно, но оно и понятно: какой же англичанин захочет жениться на африкандерше и завести африкандерскую семью, если все эти женщины либо огромны и толсты, с раздувшимися грудями и шеями, как у лягушки-вола, либо костлявы и корявы?

Он благодарит Бога за то, что мать его говорит по-английски. А отцу все равно не доверяет, несмотря на Шекспира, Вордсворта и кроссворды из «Кейп таймс». Он не понимает, почему отец старается остаться англичанином даже здесь, в Вустере, где ему так легко было бы снова податься в африкандеры. Детство, проведенное отцом в Принс-Альберте, – он слышал, как отец шутил, вспоминая о нем со своими братьями, – поражает его сходством с жизнью вустерских африкандеров. Осью, вокруг которой оно вращалось, были те же побои, нагота, то же отправление естественных нужд на глазах у других мальчиков, то же животное безразличие к необходимости уединения.

Мысль о превращении в африкандера, бритоголового и босого, приводит его в ужас. Это все равно что в тюрьму попасть, там ведь тоже уединиться нельзя. Без возможности уединения ему попросту не выжить. А если бы он был африкандером, то проводил бы в их обществе каждую минуту каждого дня и ночи. Перспектива невыносимая.

Он помнит три дня, которые прожил в скаутском лагере, помнит, каким был несчастным, как ему хотелось домой, как все было не по нему, как он прокрадывался в свою палатку и сидел

1 ... 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ... 160
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?