Бремя богов - Александр Прозоров

«Получилось!» – взорвался изнутри восторгом воспитанник братства, однако внешне попытался сохранить спокойствие:

– Смогу ли я достойно помогать вам, дети мои, после полутора веков забвения? – задумчиво сказал он.

– Соглашайся, мой возлюбленный муж, – внезапно вмешалась в разговор Ласка, которая подкралась к колдуну сзади и положила подбородок ему на плечо. – Раз уж мы попали в мир живых, нужно попытаться жить, как живые. Я так давно не занималась обычными домашними делами!

– Ты этого хочешь? – чуть повернул голову к ней Золотарев.

– Я этого хочу, – подтвердила девушка и вышла из-за спины супруга: – У нас есть подарок от небесных духов, охотники. Три мешка соли. Они наши, прихватите их с собой.

– Предки принесли соль! – восторженно охнули лесовики, и воин Купавы нутром понял, что уж теперь-то их точно никуда и ни за что не отпустят.

В племени лесовиков царил матриархат. Не совсем тот, о котором когда-то давно Степану Золотареву рассказывали в школе – в стиле Зены, королевы амазонок, командующей слабенькими, порабощенными и покорными мужчинами. Реальный матриархат выглядел совершенно иначе. Как ни странно, главными в нем считались как раз мужчины. Именно охотники принимали решение, с кем роду куницы воевать, с кем мириться и когда следует кочевать с одного места на другое. Что до женщин – то они тоже были достоянием мужчин!

Зато самим женщинам принадлежали дома. А также припасы, очаги, крыши и постели, дети – вообще все накопленное за долгую жизнь добро. Принадлежало до такой степени, что хозяйка могла даже выгнать нерадивого мужа! А охотник имел право разве что уйти сам.

Учитывая то, что лесовики из рода куницы никогда ни с кем не воевали, а кочевать в обозримом будущем не предполагалось – быстро становилось понятно, кто именно является в племени «английской королевой» и почему все здешние девушки с такой страстностью рвались замуж. По большому счету, возмужавший юноша имел здесь только одно-единственное право: однажды выбрать, кого именно из соплеменниц он станет кормить всю свою оставшуюся жизнь.

В наследство от Комазева шаманской семье досталось сразу два чума. Один жилой – с большим очагом, с выстеленным шкурами полом, с засыпанным рысьими и барсучьими мехами ложем, с плетеными из бересты коробами, полными чем-то пряным, копченым и сухим, и с корзинами с луком и чесноком. Второй чум, заметно меньший, весь прокопченный и с маленьким кострищем, застеленный лапником и сухой травой – заполняли плетеные обереги, «ловцы снов», украшенные перьями и хвостами мелкого зверья, а также нанесенные на кожи и звериные черепа руны. И вдобавок ко всему сверху болтались пучки старой сухой травы, даже на запах горькой от пропитавшего ее дыма.

Золотарев заглянул сюда с таким же ощущением, с которым программист мог бы заглянуть в пыльный чулан, заставленный арифмометрами, засыпанный счетами и логарифмическими линейками. Сиречь – вещами исправными и когда-то очень полезными. Но теперь такими… жалкими…

На этом сокровища покойного шамана не заканчивались. Два десятка чумов стойбища накрывал сверху один общий полог, из которого наружу торчали только самые верхушки жилищ с дымовыми клапанами. Посему между домами имелось спрятанное от осадков место, где лежали санки, лыжи, лыковые короба и три кожаных корыта разного размера. Они и стали единственной находкой, доставившей радость воспитаннику многовекового братства. Для создания зеркал из спящей воды – самое то!

– Ладно, – осмотревшись, сделал для себя вывод Золотарев. – Будем разгребать.

В первую очередь он собрал все развешенные веники и спалил их в очаге, затем стал подбрасывать туда же амулеты, перемежая со старым лапником. Под хвойными ветвями открылась голая влажная глина. Пришлось отправляться за свежими еловыми ветками, перемежая их на полу с ароматной серебристой полынью и можжевеловыми кисточками – для очистки воздуха и защиты от насекомых. Хлопоты заняли несколько дней, как вдруг…

– Скифы!!! Скифы-ы-ы!

Тревожный крик заставил всех женщин и детишек высыпать наружу. Мужчин в кочевье оказалось всего трое – охотники днем уходили к своим ловушкам, за добычей.

– Скифы!!! – мчался по тропе со всех ног мальчонка лет одиннадцати, но при том в поясе с ножами и копьем в руке. – Пря-я-я-ячьтесь все-е-е-е!!! Скифы-ы-ы!!! Отец их в сторону уводит, бегите!

Однако вдалеке уже слышался конский топот – обогнать конного пешему, понятно, не по силам, как бы он ни спешил.

Бабы тут же взвыли, дети завизжали, мальчишки постарше, старики и недавно вывихнувший ступню Третьяк стали расхватывать копья и топоры.

– Стоять!!! – во всю глотку рявкнул Золотарев. – Замолчите!

Он опустил веки, шумно втягивая носом воздух, быстро соткал в голове редкий низкий сосновый сухостой, понизу опушенный мхом и осокой, добавил блеск от редких, затянутых ряской лужиц, несколько кустов рогоза, вскинул ладони и, словно стену, поставил этот морок перед собой.

Через миг на поляну вылетели полтора десятка верховых степняков – с копьями и палицами в руках и целыми охапками ремешков на поясе, словно каждый намеревался поймать по полсотни рабов. Скифы натянули поводья, обозрели раскинувшееся перед ними болото.

– Заблудились, что ли? – пробормотал один. – Здесь же где-то кочевье стояло!

– И мальчишка сюда же бежал… – добавил другой.

Колдун понял, что разбойники вот-вот могут усомниться – и тогда морок неминуемо «поплывет», и бросил вправо, к дальним соснам, мелькающую тень. Наскоро очертил контур, добавил сверкание пяток…

– Вон он!!! – закричали сразу несколько степняков, и все вместе разбойники дали шпоры скакунам, посылая их в погоню.

– Своих, верно, ищут… – пробормотал один из стариков. – Трое ведь не вернулось.

И он многозначительно покосился на нового обитателя кочевья.

– Сейчас найдут! – пообещал Золотарев, выдернул у него из руки тонкое охотничье копье, потом забрал оружие еще у нескольких мальчишек, повесил на пояс сразу четыре палицы, вышел из-под прикрытия морока и зашагал вслед разбойникам.

По уму – охотников за рабами следовало заманить в настоящее болото, в непролазную бездонную топь. Но вот беда – топей в здешних местах не имелось. И потому молодой колдун издал самый грозный рык, на который только был способен, откопал из памяти огромного орка из «Варкрафта» – клыкастого, зеленого, широкоплечего, с огромным мохнатым загривком, в меховой тоге с широкой юбкой – и выпустил его в лес.

Монстр ринулся вперед, размахивая двумя дубинами и ломая деревья на своем пути.

Скифы, промчавшись за ложной целью до укрывающего родник ельника, как раз повернули коней. И сказать, что они опешили – значило ничего не сказать. Полтора десятка воинов побелели на глазах, их челюсти отвисли, и они натурально перестали дышать.

Наверное, будь разбойники в степи – то просто дали бы деру. Но в лесу верховому человеку трудновато. С одной стороны ельник, с другой заросли ольхи и бузины, через которые и пешему не продраться, а по единственной тропе, ведущей через более-менее редкий сосновый бор, шагало невиданное чудище.