Петр Первый. Император Всероссийский - Анна Романова

Положив документ обратно в секретер, императрица тихонько закрыла его створки и вышла за дверь.

В комнате было сумрачно и душно. Очнувшийся от тяжелого сна Петр широко распахнул рот, пытаясь втянуть в легкие хоть немного затхлого, но живительного воздуха. Свет трех мерцающих свечей причудливо освещал темные покои. На стенах танцевали извивающиеся тени.

– Отче наш, иже еси на небеси… – простонал царь и приподнялся на подушках, пытаясь перекреститься вялыми пальцами, как вдруг понял, что тело больше не слушается его. – На помощь! – еле слышно вскричал Петр и поперхнулся: в сухом горле не было ни капли влаги. – Екатерина! Помоги…

За дверью покоев никто даже не шелохнулся. В груди у царя похолодело. Это все подстроено заговорщиками. Дворец наверняка уже захвачен, и сейчас убийцы придут за ним, чтобы прирезать ослабевшего льва в его собственной постели.

– Не дамся, не дамся живым! – вырвалось у Петра, и по щекам его потекли злые слезы…

Внезапно по комнате пролетел шелестящий шепот, от которого у него волосы встали дыбом.

– Кто здесь? – хрипло воскликнул царь и обвел безумными глазами полутемные покои. Из темноты, которую не могли рассеять слабо мерцающие свечи, раздался тихий смех, и в круг мутноватого света выступила нежно улыбающаяся ему Мария Гамильтон в окровавленном белоснежном платье с черными траурными лентами. Он только хотел было броситься ей на шею с распростертыми объятиями, как вдруг ее голова внезапно отвалилась и упала на пол, а из шеи брызнул целый фонтан крови. Петр закричал, но «парад любви и ненависти» только начинался. Вслед за казненной фрейлиной тьма исторгла из себя Виллима Монса, держащего свою отрубленную голову подмышкой. Не заставил себя ждать и царевич Алексей. За ними троими смутными тенями маячили все души, так беспечно и бездумно загубленные Петром в его лучшие годы.

– А-а-а-а-а-а-а-а! – протяжно взвыл царь и отвернул голову от пристально глядящих на него призраков. – Сгиньте, нечистые, не получить вам души моей…

Мария Гамильтон, как Медуза Горгона, вдруг снова предстала перед его взором с головой. И опять на него смотрел ангел с глазами цвета неба, в которых можно было утонуть – ведь не даром же она считалась первой красавицей во всей Российской империи. Она подошла к нему, тихо рассмеялась, и изо рта у нее потекла темная густая кровь. Приблизившись вплотную к ложу Петра, она наклонилась и твердыми ледяными губами приникла к искривившимся устам царя. За ней последовал безмолвный Монс, приложивший свою голову к губам умирающего. На все это как-то отстраненно и безразлично – так, как будто ему до этого не было абсолютно никакого дела, – взирал царевич Алексей. Петр пытался сползти с кровати, убежать от этих жутких видений из прошлого, однако парализованное тело совершенно не слушалось его.

– Как там Машенька, душенька моя? – кто-то взволнованно спросил из мрака, и перед выпученными глазами Петра возник граф Апраксин. Шея графа была вывернута под неестественным углом, израненное лицо больше напоминало кусок мяса, чем прежнего красавца Апраксина, однако всем своим видом покойный выражал сильную обеспокоенность. Петр внезапно ощутил прилив сил и рассмеялся в лицо графу.

– Жива твоя «душенька», жива, здорова и брюхата под завязку, – ехидно процедил он сквозь зубы и с отстраненным удовольствием отметил, как перекосилась ужасная маска, нависшая над ним. Апраксин сомкнул костлявые пальцы на горле Петра и начал его душить…

На крик царя прибежала Екатерина, жестом отправившая перепуганных слуг вон. Войдя в комнату, она увидела царя, мечущегося по кровати и хрипящего, словно загнанный зверь. Подойдя к постели умирающего, императрица невольно отшатнулась – в глазах Петра стыл такой смертный ужас, что у сердце Екатерины похолодело. Пересилив себя, она присела рядом с ним и начала гладить его по голове.

– Ш-ш-ш, Петр, ш-ш-ш, – ласково произнесла Катерина и взяла в свободную руку скрюченные пальцы царя. – Ничего не бойся, я рядом, я тебя не оставлю.

Ей действительно не хотелось оставлять его в этот час. Судьба исковеркала их отношения и превратила любовь в фарс, однако вид страдающего и одинокого супруга был для императрицы невыносим.

– Екатерина… – слабо прошептал Петр и заплакал. – Умоляю, не уходи…

– Не уйду, не уйду, не уйду! – Екатерина утерла рукавом платья выступившие слезы и достала что-то, тускло блеснувшее в слабом свете свечи. Посмотрев несколько секунд на предмет, женщина поднесла его к губам и крепко поцеловала, после чего вложила его в ладонь Петру и сжала его кулак своими пальцами.

– Помнишь, когда я отправилась к турецкому визирю спасать нашу армию? – Катерина подышала на холодную кисть царя, согревая ее своим дыханием. – Знаешь, ведь кроме драгоценностей я взяла с собой еще и твой кинжал… – царица усмехнулась своим воспоминаниям, помолчала несколько секунд и продолжила:

– Если бы он не согласился принять сокровища и покусился на мою честь, либо я принесла бы тебе его голову, – она снова помедлила, – либо вонзила этот кинжал себе в грудь. Тогда никакая сила на свете не могла заставить меня предать тебя, Петр. И, знаешь, несмотря на то, что мы пережили с тобой не только счастливые, но и тяжелые времена, ты все равно был самым главным человеком в моей жизни, – Екатерина поцеловала Петра в лоб и опустила голову ему на грудь.

– Не в моих силах изменить содеянное, да и поздно уже что-либо менять… я просто хочу, чтобы ты знал о том, что никто и никогда не сможет занять твое место рядом со мной.

Взгляд царя на мгновение прояснился. Петр улыбнулся растрескавшимися губами и отдал Богу душу, облегченно выдохнув имя жены. Ушла боль, ушел страх, исчезли и терзавшие его призраки, и зверь безумия, всю жизнь грызший его изнутри, отступил перед ярким светом, который мягко обволок зрение царя и вознес его над этим миром. Ощутив, как пали тяжелые оковы и благословенное тепло проникло в самую суть его измученной души, Петр радостно зажмурился и пошагал по изумрудной траве, навстречу сверкающему солнцу над далеким горизонтом.

* * *

Екатерина просидела рядом с медленно остывающим телом до самого рассвета, после чего закрыла невидящие глаза умершего и тихо вышла из его покоев, притворив за собой дверь. Спустя час весть о кончине государя разнеслась по всему дворцу, а слуги спешно начали готовить Петра к погребению. Срочно прибыл дворцовый лекарь, засуетились всполошенные придворные, пронизывающий сквозняк захлопал створками распахнувшегося окна. Омывая тело, один из слуг с трудом разжал намертво сжатые пальцы царя – по полу с глухим звоном покатился золотой дукат. Монету обрызгали святой водой и положили в гроб Петра.

Февральский холодный вечер бил по коже мириадами колких злых снежинок и пробирался под одежду ледяными порывами ветра. Екатерина стояла у разверстой могилы в черном одеянии и безучастно смотрела на то, как могильщики забрасывают яму комьями мерзлой земли. За императрицей стояли верноподданные ей гвардейцы, чуть поодаль толпились осиротевшей стайкой многочисленные придворные, не решавшиеся нарушить последнее прощание Екатерины с Петром.