Лягушки - Мо Янь

– Ой, Сяо Пао, с чего это ты приехал?

– А с чего бы мне не приехать? – раздраженно проговорил я. – Ты вон каких дел натворила!

Ее усыпанное пятнышками, похожими на бабочек, лицо побледнело, потом сразу покраснело, и она воскликнула:

– Что я такого сделала? Работаю целыми днями, вечером возвращаюсь домой к ребенку, ничего я не натворила, чтобы было стыдно перед тобой!

– Ты не юли! – сказал я. – Почему ты втайне от меня ходила к Юань Саю? Почему мне ничего не сказала?

– Изменница, предательница! – Опустив на землю ребенка, разозленная Ван Жэньмэй ворвалась в дом. Запнулась за табуретку и отшвырнула ее ногой: – Небось эта бессовестная тебе доложила?

Дочка во дворе ударилась в рев.

Пустила слезу и сидевшая у очага матушка.

– Скандалить и ругаться не надо, – сказал я. – Съездишь со мной, как умная, в здравцентр, сделаем дело, и никаких проблем.

– Даже и думать забудь! – Ван Жэньмэй швырнула на пол зеркало. – Ребенок мой, у меня в животе! – кричала она. – Пусть только кто осмелится волос на его голове тронуть, тут же у него на пороге дома повешусь!

– Пао, сынок, не нужны нам все это партийное членство, эти ответственные посты, возвращайся-ка ты лучше домой на земле трудиться, разве плохо? Нынче не как во времена народной коммуны, у каждого земельный надел, зерна столько, что и не съесть, люди тоже вольные стали, по мне, так возвращался бы ты…

– Ну нет, это никак не пойдет!

Из комнаты Ван Жэньмэй доносился грохот, будто она переворачивала все вверх дном.

– Дело касается не меня одного. Это задевает репутацию всего подразделения.

Показалась Ван Жэньмэй с большим тюком и направилась на выход. Я остановил ее:

– Ты куда?

– Не твое дело!

Я потянул за тюк, чтобы не дать ей уйти. Она выхватила из-за пазухи ножницы, наставила себе в живот и пронзительно взвизгнула, уставившись налившимися кровью глазами:

– Пусти!

– Пао! – ахнула матушка.

Я, конечно, представлял себе нрав Ван Жэньмэй.

– Ладно, иди, – сказал я. – Сегодня, считай, отделалась, но завтра тебе отделаться не удастся. Как ни крути, аборт сделать придется!

Она схватила тюк и быстрым шагом вышла. Дочка, протянув руки, побежала вслед, но споткнулась и упала. Жена даже не обернулась.

Я выбежал во двор и подхватил дочку на руки. Она выгибалась и с плачем звала маму. Я пережил целую бурю эмоций, на глазах выступили слезы.

Опираясь на палку и дрожа, вышла матушка:

– Пусть рожает, сынок… Иначе как жить дальше-то…

Дочка весь вечер с плачем звала маму, и уложить ее никак не удавалось.

– Может, у родителей она, сходи посмотри, – предложила матушка.

С ребенком на руках я отправился к дому тестя и постучал. Ворота приоткрыл сам тесть.

– Вань Сяо Пао, – сказал он через щелочку, – моя дочь вышла замуж в твою семью, так что она из твоей семьи, кого же ты прибежал искать здесь? Если с дочерью что случится, я тебе счет предъявлю.

Я пошел к Чэнь Би. Ворота на замке, во дворе темно, хоть глаз выколи. Пошел к Ван Ганю, долго стучал в ворота, собачонка за ними облаяла меня как сумасшедшая. Зажегся фонарь, ворота открылись, в них появился Ван Цзяо с палкой в руках и рыкнул:

– Кого надо?

– Дядюшка, это я.

– Вижу, что ты, кого надо?

– А Ван Гань дома?

– Умер он! – бросил Ван Цзяо и захлопнул ворота.

Ничего он, конечно, не умер. Я вспомнил, что когда последний раз навещали родственников, слышал, как матушка говорила, что его Ван Цзяо выгнал из дома, и теперь он ошивается где-то поблизости, иногда показывается в деревне, но где он живет – неизвестно.

Дочка так уревелась, что у меня на руках и заснула. Я так и бродил с ней по улице. На душе тоска, и нечем эту тоску развеять. Два года назад в деревню наконец провели электричество, и теперь за деревенским парткомом на двух бетонных столбах с парой громкоговорителей повесили еще и фонарь. Под фонарем установили бильярдный стол, покрытый мягкой синей тканью, и на нем с азартными криками играла молодежь. На квадратной табуретке неподалеку сидел мальчик лет пяти с игрушечным синтезатором, из которого можно извлекать простые звуки. По форме лица я понял, что это сын Юань Сая.

Напротив как раз располагались недавно поставленные широкие ворота его дома. Поколебавшись, я все же решил увидеться с ним. В душе стало ужасно гадко, когда я представил себе, как он снимает у Ван Жэньмэй кольцо. Будь он настоящий доктор, я бы и слова не сказал, но он… Мать его!

Мой приход немало поднапугал его. Он сидел один за небольшим столиком на кане и выпивал. На столике были расставлены блюдце с арахисом, тарелочка с консервированными анчоусами и большая плошка с омлетом. Он босиком спрыгнул с кана и настоятельно стал приглашать меня выпить. Жене велел добавить закусок. Она тоже училась вместе с нами, лицо все в беловатых оспинках, вот ее и прозвали Ма Хуар – Потертый Цветочек.

– Жить небольшой семьей уютно! – сказал я, усаживаясь на табуретку возле кана. Хоть я и поотнекивался, Ма Хуар приняла у меня дочку, сказав, что положит на кан, и та будет спать крепко-крепко.

Она почистила котел и зажгла огонь, собравшись пожарить мне рыбы под вино. Я стал удерживать ее, но в котле уже зашипело масло, и вокруг разнесся его аромат.

Юань Сай стал настаивать, чтобы я снял обувь и забрался на кан, но я собирался посидеть недолго и под предлогом того, что снимать обувь – лишняя канитель, отказался. Как он ни старался, я лишь присел боком на край кана.

Он налил стопку и поставил передо мной:

– Ты, дружище, у меня дорогой гость, до какого звания уже дослужился? Командир батальона или полка?

– Какое там, – отмахнулся я. – Скромный ротный. – Взял стопку и опрокинул одним махом. – Да и этого скоро не будет, придется возвращаться и крестьянским трудом заниматься!

– Да что ты говоришь! – Он тоже опрокинул стопку. – Ты же среди одноклассников самый перспективный. Сяо Сячунь и Ли Шоу хоть и поступили в университет – Сяо Шанчунь, эта мелочь пузатая, целыми днями на улице хвастается, мол, сынка у него в Госсовет[63] распределили, – но куда им обоим до тебя. Сяо Сячунь – щеки широченные, а лобик узкий, два уха да оба глухи, классический образец служителя в приказе; Ли Шоу – черты лица правильные, но о большой удаче не говорят; а вот ты – ноги журавля, руки обезьяны, глаза феникса, очи дракона, если бы не родинка под правым глазом – просто государь. Вот убрать бы ее лазером, если не способным государственным деятелем, то командиром дивизии или бригады стать как нечего делать.