Черные дни в Авиньоне - Светлана Цыпкина

— Видно, и впрямь последние времена настали, — старик покачал головой, — ангел водит знакомство с чёртом.

— От вас ничего не утаить, отец Вильгельм, — несмотря на все тревоги и печали Азирафель улыбнулся.

Когда Клименту доложили о болезни де Шолиака, он проникся уверенностью, что станет следующим. Ничто не поможет: ни горящие день и ночь ароматические свечи, ни промытый в освященной воде серебряный столовый набор, ни крупный сапфир на безымянном пальце левой руки. Его посоветовал самый известный авиньонский астролог, прежде чем покинуть город. Мол, Луна идет на убыль, отдает камню свою силу, она успокаивает желчь и очищает лимфу. Лейб-медик насчет драгоценных камней ничего не говорил, но папа все-таки надел перстень с сапфиром, подозревая, что хуже не будет. Но вот чудотворец Ги слег в лихорадке, давая понять: будет намного хуже.

Кардиналы давно разъехались в загородные имения. Связь с ними прервалась, лишь изредка приходили обрывочные известия, и начинались они одинаково: умер, скончался, преставился…

Климент в конце концов тоже не выдержал и покинул Авиньон, перебравшись в богатое поместье на другом берегу Роны. И потом несколько ночей подряд просыпался от одного и того же видения: черная, устланная мертвыми телами улица, и последние живые с жалобными воплями бросаются к его крытой повозке…

Слуг в поместье почти не осталось. Не удивительно, что некому было остановить двух визитеров, или хотя бы доложить о них понтифику. Они так и вошли, сопровождаемые лишь эхом собственных шагов в сумрачных анфиладах. Менее всего Климент желал видеть сейчас библиотекаря и богатого бездельника, но выразить свое неудовольствие ему не дали.

А через мгновение у него попросту отнялся язык, потому что пришедшие изменились самым пугающим и чудесным образом: вращающийся огненный круг, исполненный сияющих очей, объявился на месте первого, а второй обернулся огромной змеей с черной, лаково блестящей чешуей и янтарными горящими глазами. И двинулся круг вправо, а змея влево, и встали одесную и ошуюю, и рекли в два гласа: «Спасение твое, смертный, меж двух огней! Бойся пламени небесного, страшись геенны огнедышащей!»

— Положи конец флагеллантам, ибо они суть не смирение, но гордыня! — раздалось из глубин колеса. — Останови гонения иудеев, в повальной болезни они неповинны!

— Пос-с-сле с-с них двойные подати взыщеш-ш-шь, — громко прошелестело из полуоткрытой змеиной пасти.

Климент усердно кивал, обливаясь холодным потом. Умолкнув, колесо и змея начали таять в воздухе и пропали, оставив после себя две большие круглые жаровни, где ярко пылал огонь.

— Про подати мог бы позже посоветовать. Очень уж прямолинейно получилось.

— Тебе напомнить, кто я есть? Скажи спасибо, что вообще согласился подыграть тебе. Владыка Вельзевул! Да меня развоплотят, если узнают, что демон помог ангелу!

— Между прочим, давно хотел сказать: ты невероятно эффектен в змеиной ипостаси.

— Ангел, который умеет льстить, опаснее чёрта.

К счастью для Азирафеля и Кроули, этого разговора Климент уже не слышал.

По строжайшему повелению понтифика огонь поддерживали в жаровнях всю зиму, а сам он старался не покидать место, где ему явилось Чудо. Он не знал, что минуту спустя нечто похожее увидел и папский лейб-медик.

В его жарко натопленной спальне, где трудно было дышать от ядреной смеси запаха немытого тела и лавандового масла, вдруг повеяло прохладной свежестью. С затянутого облаками неба прямо в окно ударил солнечный луч и, словно дружеская рука, коснулся мокрого от пота лба Ги де Шолиака. И хотя жар не покинул его, но в затуманенный болезнью мозг прояснился, и в нем сам собой определился план лечения. Врач принялся действовать, пока не иссякли силы.

Когда Азирафель вышел из папского дворца, то был почти спокоен. Клименту внушены правильные мысли, врач воодушевлен, и почти наверняка справится с болезнью. Конечно, на небесном суде два этих добрых дела вряд ли перевесят громогласное богохульство, но отправляться в Ад с чистой совестью все-таки легче.

С неба по-прежнему сыпался обычный снег. Видимо, в Раю решили не карать отступника внизу, а вызвать его Наверх, чтоб уж низвергнуть со всей полагающейся помпой.

Демон в ожидании ангела прогуливался по пустой площади, от нечего делать превращая снежинки в жемчужины и составляя из них четки с пентаграммой вместо распятия. Потом забросил их на конек ближайшей крыши: чума рано или поздно отступит, и тогда за этот жемчуг будет погублено немало душ… Если, конечно, кто-нибудь разглядит его на этакой высоте.

Неслышно подошедший Азирафель проследил взглядом полет драгоценной низки.

— И все же, почему они медлят? — задумчиво проговорил он.

— Медлят, и слава Бо… Да какая разница, в конце концов?! — Кроули подхватил его под локоть и настойчиво потянул куда-то. — Слушай, что это за чудной старикан, с которым ты водишься? Перед тобой на колени не бухается, на меня чуть с кулаками не кинулся — не смертный, а серафим какой-то!

— Он обычный монах и замечательный человек, — Азирафель, машинально сделавший несколько шагов, остановился. — Погоди, куда мы идем?

— Мне надоело торчать на улице. Тут за углом премилый кабачок, вино более чем сносное…

— Так ведь все закрыто из-за чумы, разве нет?

— Для меня там всегда открыто.

Азирафель решительно выдернул свой локоть из цепких пальцев.

— Нет, я должен вернуться к Вильгельму, в монастырь францисканцев. Когда за мной прибудут… или вызовут… келья все-таки не кабак. И попрощаться успею.

— Да никто за тобой не придет и не вызовет, успокойся уже! Тут и дураку ясно: они ничего не слышали.

Ангел упрямо покачал головой.

— И все-таки я возвращаюсь.

— Как хочешь. А я — в кабак…

— Нет, ты со мной, — теперь уже Азирафель крепко уцепил Кроули за бархатный рукав и потащил его в противоположную от кабака сторону. — Мы обещали ему все рассказать.

— Ничего мы не обещали!

— Неважно. Этот смертный заслужил ответы на все свои вопросы.

Кроули замолчал, понимая, что небесное упрямство ему не пересилить, и уже собрался объявить капитуляцию и попросить не мять так безжалостно дорогую ткань, но вдруг встал как вкопанный.

— В монастырь?! Ты ведешь меня в монастырь?!

— Но в папском дворце ты себя нормально чувствовал… — растерялся Азирафель.

— Потому что святости там и на кружку воды не набралось!

Конечно, стены монастыря опасны для демона, но беспокоить старого, уставшего человека, вынуждая его отправляться в какой-то подозрительный кабак? Решение проблемы пришло само — простое и очень человеческое.

— Не бойся. Я тебя занесу, — спокойно предложил ангел. — Найдем стул, чтобы не касаться стен, а ноги положишь на лавку. Если не поможет, застелю поверхность листами рукописи одного чернокнижника. У нашего понтифика такие разносторонние интересы…

Не дойдя до